Она нарисовала его, потому что ей так хотелось. Он никогда не узнает об этом. Не придёт же он на эту выставку рисунков. Ему это совсем неинтересно…
Девочки из акробатической секции рассматривали рисунки.
— Какие цветы! — сказала беленькая.
— Сирень, — сказала чёрненькая, стриженная под мальчика.
— Не сирень, а гиацинты, — фыркнула беленькая. — А это портрет друга. Кира Сухиничева.
— Хорошенький друг, — сказала беленькая.
— Глаза голубые, — пропела чёрненькая.
Кира стояла рядом, но они не знали, что она и есть Кира Сухиничева. Она стояла как будто просто так.
— Тебе что больше всего нравится? — спросила чёрненькая.
— Каток, — ответила беленькая. — Цветы. И портрет друга.
Кира вспыхнула. Как важно художнику, чтобы его признали, оценили. Людям нравится её работа — значит, они поняли Киру. Не только ей одной кажется прекрасным это лицо — ямка на подбородке, коричневый чубчик, глаза цвета весеннего неба. Кобальт синий.
— Сухиничева! Куда ни придёшь, везде Сухиничева.
Серёжка!
Он стоял перед Кирой в своей серой курточке и стареньких джинсах. Стройный мальчик. Румяный, наверное, опять играл в хоккей. Он весело и удивлённо смотрел на неё своими яркими глазами цвета синего кобальта.
Какой ужас! Сейчас он увидит портрет! Он обо всём догадается! Кира заметалась. Она старалась прикрыть портрет спиной, но он висел слишком высоко. Она вертелась, красная, не знала, что делать. Ну зачем Серый пришёл в Дом пионеров? Никогда ведь не ходил.
— Серый, ты зачем пришёл? А у нас выставка. Ничего интересного, просто учебные работы, Серый. Ты чего пришёл-то?
— В гимнастику записываться пришёл. — Он отодвинул её от стены и стал смотреть рисунки.
— Серый, вот смотри. Одна девочка цветы нарисовала. Видишь, как красиво? Цветы, пропитанные росой.
— «Цветы, пропитанные росой, — прочитал он, — Галя Кирюшкина, третий класс». Молодец Кирюшкина. Я в цветах не очень понимаю. А это ты, что ли, нарисовала?
Он стоял прямо перед своим портретом. Он долго смотрел на портрет, потом долго смотрел на Киру. Она готова была провалиться сквозь пол. Ну что за кошмар — именно в тот день, когда открылась эта выставка, именно он, Серый, приходит записываться в эту несчастную гимнастику. И тут висит именно этот портрет. Ну что — нельзя было разве коров предложить на выставку? Или подсолнух? Нет, угораздило притащить этот несчастный портрет. Что теперь подумает Серый? Как объяснить ему, что это просто так, мечта и фантазия? Она нарисовала Серого совсем не потому, что влюбилась в него. Пусть не думает. Ну как объяснить ему?
Она мнётся и топчется.
— Серый, это, понимаешь, условность. Ну, портрет друга, это значит — такая мысль просто.
— Понял, — буркнул он и пошёл наверх по лестнице.
Кира осталась около картин одна.
Потом приходили смотреть рисунки барабанщики с барабанами на ремне. Потом — малыши из танцевального ансамбля. И все хвалили портрет друга.
Юрий Борисович позвал Киру в комнату, где они всегда рисовали:
— Только не зазнавайся, ясно? Чувство цвета — это много. Но это ещё не всё. А портрет хороший. Сразу видно, что тебе не безразличен этот человек. Друг этот.
— Да что вы, Юрий Борисович! Ну зачем, честное слово.
— Иди, иди, пора домой. — Он запер студию и понёс ключи дежурной.
Кира вышла из Дома пионеров. Гипсовый горнист стоял на возвышении у двери. А с другой стороны — белая гипсовая барабанщица. Кира спустилась медленно со ступенек и пошла, но тут услышала, как по снегу скрипят быстрые шаги. Кто-то её догонял. Неужели Серый? Неужели всё-таки он скажет ей что-то? Может быть, важное? Так бывает в кинофильмах. А в жизни?
Это был он. Он подбежал.
— Записался в гимнастическую секцию? — спросила она, чтобы не молчать.
Он не ответил. Он крепко дал ей по шее.
— Ты что? За что? — ахнула она и попятилась.
— А нечего! — зарычал Серый. — Друга ещё какого-то нашла себе. Дурака какого-то ненормального. Морда глупая, щёки красные. А глаза-то, ха! Как у девчонки, голубенькие какие-то! Где ты его нашла? Ну?
Кира чуть не села в снег. Как? Значит, он не узнал? Он думает, что на портрете какой-то чужой мальчишка! Одну минуточку, одну минуточку. А за что же он тогда её стукнул? И рассердился — за что?
— Серый! За что? — радостным голосом спросила она. Она уже начала догадываться. — Это условность, Серый!
А он быстро уходил по улице, шаги решительно скрипели на морозе. Обернулся и крикнул: