Когда поздним вечером мы вышли в море, ко мне подошел на прогулочной палубе стюард и сообщил, что меня желает видеть некий его товарищ из каюты номер два. Донельзя удивленная, я последовала за ним и обнаружила в крохотной каютке, предназначенной для обслуживающего персонала, человека, который вначале показался мне несколько странным, но затем завоевал мое полное доверие. Это был сержант Уэлби из вашего криминального отдела. У него ужасно смешной лондонский акцент, но в остальном он произвел на меня редкостно приятное впечатление своей интеллигентностью и дружелюбием.
Я рассказала ему о своем утреннем приключении в ювелирной лавке и о последующей встрече на трапе. К моему удивлению, он знал, о ком я говорю: при отплытии старший стюард уже сообщал ему, что некий индус посетил каюту, где разместились два члена группы Лофтона.
Само собой, мне сразу же захотелось узнать, к кому именно заходил этот индус, но мистер Уэлби только поблагодарил меня за рассказ, который, по его словам, намного облегчал выполнение его задания. Он также поинтересовался, действительно ли мистер Вивиан показался мне знатоком в области бриллиантов. Тут я ничем не могла ему помочь, потому что в нашем присутствии любой мужчина обычно стремится показать себя знатоком во всех областях, какие только существуют на свете. Мистер Уэлби посмеялся над такого рода наблюдением и дал мне понять, что более не смеет меня задерживать. Перед тем как попрощаться, он сказал мне, что доберется с нами до Гонконга, где уже есть договоренность устроить его стюардом на наше следующее судно. Еще он попросил меня не разговаривать с ним при встрече, только если он сам не заговорит со мной первым. Я отвечала, что никогда не пристаю к незнакомым мужчинам, и на этой шутке мы с ним расстались. С тех пор я его больше не видела.
Так вот мы себе потихоньку и путешествуем, дорогой инспектор. Сейчас стоит жаркая апрельская ночь. Мы уже два дня стоим в Рангуне. Возвращаясь к теме ароматов Востока: теперь я знаю о них все! Эти ароматы состоят из вони узких улочек, забитых отбросами, плюс вонь гниющей на солнце дохлой рыбы, выброшенной прибоем на берег, плюс вонь копры, плюс вонь мази от москитов, плюс вонь слишком большого числа людей, загнанных в слишком маленькие клетушки. И ко всему этому я героически привыкла! С гордо поднятой головой жду прибытия в Китай и Японию — я уверена, что мой нос не сдастся ни перед чем!
Думаю, что теперь напишу вам из Сингапура. Прошу простить мне затянувшееся послание, но зато теперь вы смогли убедиться в моей легкомысленной болтливости! Самые горячие (ох, какие горячие!) пожелания успехов от вашей
И Даффа, и инспектора это письмо, естественно, заинтересовало намного больше предыдущего.
— Плохо только, что Уэлби, похоже, решил справиться со всем в одиночку, — заметил шеф.
— Быть может, ему пока просто нечего нам сообщить? — предположил Дафф. — Во всяком случае, ничего конкретного? Зная Уэлби, я склонен думать, что он вступит с нами в контакт не ранее, чем будет располагать какими-то точными данными. Девушка ведь могла и дофантазировать знакомое словосочетание «Джим Эверхард» — мало ли в чужом языке похожих сочетаний звуков!
— А почему он спросил ее о Вивиане?
— Возможно, не хочет оставлять без внимания даже случайные аспекты ее информации? Он ведь у нас всегда был весьма дотошным служакой! Что, если направить в Калькутту телеграмму о снятии показаний у ювелира?
— Подождем. Трудно что-либо предпринимать, пока мы не знаем планов Уэлби. Допросить ювелира недолго, но если он успеет предупредить Эверхарда об опасности? Да и что нам этот допрос даст? Молодчик скажет то же самое, что сказал девушке: он понятия не имеет, о чем идет речь!
Дафф взглянул на расчерченный карманный календарик.
— Сегодня Лофтон прибывает со своей группой в Гонконг. Там недельная стоянка, за которую они также совершат краткий выезд в Гонконг. Ну, я моя бумажная работа закончилась — к сожалению, без особых открытий. Время выезжать в Штаты, а оттуда — в Гонолулу.
— Не сидится на месте? — усмехнулся шеф. — И когда же вы полагаете туда отправляться?
— Хоть сразу же, если найду судно!
Судно нашлось на следующее утро. Каждый оборот винта скоростного трансатлантика звучал музыкой в ушах инспектора, приближая его к решению растянувшейся на полсвета загадки.
В Нью-Йорке он начал с исследования прошлого семьи Хонивудов, но не смог добавить что-либо новое к уже имевшимся у него сообщениям американской полиции. Друзья Сибил и Уолтера знали лишь то, что супруги прибыли в Нью-Йорк лет пятнадцать назад, но откуда — неизвестно. Вообще, у Даффа создалось впечатление, что американцев — в противоположность англичанам — интересует только сегодняшний день. Прошлое для них как бы не существует вообще, и любые вопросы о давно минувших днях вызывают не доуменные взгляды: кому и зачем нужны ушедшие призраки? Такие же взгляды вызвали и показанные Даффом замшевые мешочки — люди явно видели их впервые.
Ключ от сейфа за номером 3260 тоже не принес инспектору ничего, кроме разочарований. С помощью нью-йоркской полиции он установил, что этот номер не совпадает с номерами сейфов Тэйта и Лофтона. А любезный шеф криминального отдела привлек внимание своего британского коллеги к тому факту, что любой американский гражданин может располагать любым количеством сейфов в любых банках страны, а также за ее пределами. — Это несколько расширяет район поиска, не так ли? — с улыбкой заметил он, глядя на вытянувшееся лицо инспектора.
И все же инспектор не собирался опускать рук. Он съездил в недалекий Бостон, где выяснил лишь факт принадлежности Марка Кеннавэя к весьма почитаемому роду первопоселенцев штата. Питтсфилд тоже не принес Даффу никаких сенсаций — отсутствие Фенуиков ничуть не помешало их немногочисленным знакомым (таким же чванливым и претенциозным, как и сами Фенуики) сообщить инспектору, что эта достойная пара всегда принадлежала и будет принадлежать к цвету питтсфилдского общества. В Акроне Дафф был тут же посажен компаньоном Бенбоу за семейный обеденный стол. В ходе обеда выяснилось, что «парня душевнее и честнее, чем Бенбоу, не сыскать во всех сорока восьми штатах». Кроме того компаньон просил инспектора передать Бенбоу, чтобы тот не вздумал задерживаться во всяких там Китаях, потому что дома дела снова пошли в гору.
Круг знакомых Макса Минчина в Чикаго оказался самым молчаливым из всех, с какими ему пришлось иметь дело. Дружки знаменитого гангстера улыбались, пожимали плечами, приглашали инспектора почаще бывать в лучшем городе мира (под которым они, разумеется, имели в виду Чикаго) — и только. Не выяснив о прошлом Макса ни единой подробности, Дафф, тем не менее, сумел понять, что отъезд мистера Минчина не вызвал здесь ничьих горьких слез.
Джон Росс пользовался в Такоме всеобщим уважением — и в качестве процветающего торговца деревом, и в качестве завсегдатая наиболее респектабельных деловых клубов. Таким же уважением друзей и знакомых пользовался в Сан-Франциско Стюарт Вивиан, о прошлом которого, однако, никто ничего не знал — точь-в-точь, как и в Нью-Йорке. Вечером того же дня Дафф подвел в номере приморского отеля «Фэрмонт» итоги своего трансамериканского путешествия. Это были очень неутешительные итоги: за исключением Макса Минчина все члены группы Лофтона были у себя на родине вполне достойными и уважаемыми людьми, и за исключением Марка Кеннавэя он по-прежнему ничего не знал об их прошлом. Но как раз Минчин и Кеннавэй представлялись ему наименее вероятными кандидатами в убийцы. Почему — этого инспектор объяснить не мог.
Одного человека из группы Дафф обнаружить вообще не смог. Имя капитана Кина не оставило ни малейших следов на американском континенте! Это было по меньшей мере странно, но и в этом случае инспектор был склонен разделить мнение Памелы Поттер: Кин может быть жуликом, шулером, аферистом, — но Хью Дрейка задушил не он.
Дафф встал и подошел к окну. С верхнего этажа отеля ему были хорошо видны огоньки китайского квартала, освещенные движущиеся островки паромов, силуэты небоскребов на противоположном берегу залива. Когда-то они любовались всем этим вместе с Чарли Ченом…