Бенбоу быстро встал. С лица его исчезли следы шока, оно было мрачным и решительным.
— Я сделал ошибку и наказан за это. Когда я рассказал вам о поздравительной телеграмме, мне надо было сразу рассказать вам и о ремне.
— Который вы, конечно же, послали дочери в подарок! — съязвил Кин.
Бенбоу резко обернулся к соседу.
— Не знаю, чем я заслужил такую вашу ненависть, капитан, — разве что тем, что с первого же дня пути считал вас абсолютным ничтожеством. Но это мнение — кстати сказать, весьма распространенное — я до этой минуты предпочитал держать при себе. Нет, я не дарил дочери ремня. Жаль, мне следовало бы его подарить — тогда бы убийца не смог им воспользоваться. — Он налили себе стакан содовой воды и залпом выпил его. — Я встаю рано и об убийстве мистера Дрейка узнал от портье еще до того, как прибыла полиция. Я заглянул через плечо портье в приоткрытую дверь спальни, и то, что я там увидел, привело меня в ужас. Не только потому, что мистер Дрейк, которого все мы успели полюбить, лежал мертвым, но и потому, что на шее его был затянут ремень, как две капли воды похожий на ремень моей кинокамеры! Я быстро пошел, да что там пошел — побежал! — в свой номер. Там я убедился, что у кинокамеры нет ремня. Я сказал об этом Нетти. Ремень могли украсть вечером, когда нас не было, а прислуга просила не запирать дверь для уборки. Нетти предложила пойти и рассказать обо всем доктору Лофтону. Что я и сделал. Можно продолжать, доктор?
— Конечно, мистер Бенбоу, — ободряюще кивнул доктор Лофтон. — Нам с вами нечего скрывать.
— Вначале мистер Лофтон не принял мои опасения всерьез, но потом, когда я сообщил ему о ночной прогулке на почту, он тоже обеспокоился. Показания Кина в сочетании с обнаружением моего ремня могли бы оказаться для меня фатальными — мне доводилось читать, что людей отправляли на виселицу и при менее убедительных уликах. Доктор Лофтон был встревожен не меньше моего, я видел это, и тогда меня охватил настоящий страх — быть задержанным в чужой стране по подозрению в убийстве, я бы этого просто не перенес… Первое, что мне пришло в голову, было немедленно уехать домой, в Штаты. Но доктор заставил меня взять себя в руки. Он сказал, что верит в мою невиновность и все уладит. От меня требуется одно: молчать, как ни в чем не бывало. Ну, — я последовал его совету. Он сдержал слово: все уладил, сказав, что это его ремень. Вот и все. Вся правда, до самого дна. Да, вот еще что. Когда я покупал в Париже новый ремень, потому что мне надоело таскать камеру в руках, не имея ни минуты отдыха, мистер Вивиан обратил внимание на мою покупку и позволил себе довольно злую шутку насчет того, что для покупки оружия следует иметь разрешение полиции. Тогда я не обратил на это внимания, но теперь думаю, что он о чем-то догадывался…
— Действительно догадывались? — с интересом обратился к Вивиану инспектор.
— Действительно, — без тени смущения отпарировал тот. — Что-что, а зрительная память у меня приличная. Я помнил, что ремень Лофтона был шире и немного светлее. Не то, чтоб я думал, что Бенбоу способен кого-то задушить, но… В общем, я решил посоветоваться с человеком, который разбирается в такого рода вещах. Со знаменитым адвокатом мистером Тэйтом. И мистер Тэйт посоветовал мне забыть о том, что я заметил.
— Теперь вы, значит, решили, что совет был плохим? — спросил Чарли.
— Не совсем так, инспектор. Недавно мы беседовали с мистером Тэйтом на эту тему, и он сказал, что по его мнению сейчас, наконец, пришло подходящее время, чтобы рассказать об этом ремне всю правду. Он сказал, что, во-первых, схлынула волна первоначальных лихорадочных поисков любого козла отпущения, а, во-вторых, из всех полицейских, которые занимались этим делом, вы оставили у него наиболее благоприятное впечатление.
— Глубоко признателен уважаемому адвокату, — склонил голову в поклоне Чарли, — но уверяю вас, что не заслужил столь лестного отзыва.
— В общем, мне сказать больше нечего, — повторил Бенбоу и тяжело опустился в свое кресло. — Раз доктор Лофтон подтверждает мои слова…
— Подтверждаю, — спокойно сказал Лофтон. — Но прежде чем наш мистер Чен упрекнет меня в сокрытии важных фактов, я хотел бы, чтобы он попытался понять мое положение в тот страшный день. С одной стороны — дальнейшая судьба всего моего предприятия, с другой — самая мощная полицейская организация мира, которая не задумываясь разрушила бы все мои планы при одном намеке, что среди моих туристов может находиться убийца. Моей основной целью стало вырваться за пределы влияния Скотленд Ярда. Я-то понимал, что Бенбоу никого не мог убить, но кому до этого дело в чужой стране? И ладно бы одна телеграмма дочери, так ведь еще и этот необъяснимый ремень! Когда инспектор Дафф начал о нем говорить, я решил, что есть отличный выход из тупика: почти такой же был у меня! Я точно знал, что всю ночь не выходил из своего номера, так что вторичные улики, вроде вылазки Бенбоу на телеграф, мне не грозили. Я прошел к себе в номер, снял с чемодана ремень, и затянул его у себя на поясе под джемпером. До личного обыска дело не дойдет, в этом я был уверен. Моя версия была принята инспектором Даффом, ремень я потом выбросил, а мистер Бенбоу, как я того хотел, оказался вне всяких подозрений.
— Вы тоже, — раздался саркастический голос Кина.
— Что такое? — растерялся Лофтон.
— Я говорю, что вне подозрений оказался не только Бенбоу, но и вы тоже, — с удовольствием повторил Кин. — Если у Даффа и были какие-то сомнения насчет вас, то вы покончили с ними одним ловким ударом: какой убийца станет привлекать внимание к собственной особе, вручая полиции такой опасный аргумент против самого себя? Вы безошибочно рассчитали логику мышления Даффа!
— На что вы, черт вас побери, намекаете? — в ярости вскочил Лофтон.
— Только на то, что с этой минуты вы превратились у нас в главное доверенное лицо Скотленд Ярда. И терзали наши сердца своими вздохами по поводу неудачного начала поездки. А, может, было еще что-то, послужившее причиной ваших вздохов? Или, вернее, кто-то?
В следующее мгновение Лофтон уже держал Кина за горло.
— Встань, ты, дрянь пакостная! — не помня себя кричал он. — Встань, свинья! Я старый человек, но, клянусь Богом, я…
— Успокойтесь, доктор Лофтон, — могучий объемистый корпус Чарли Чена не без труда втиснулся между хрипевшим Кином и руководителем группы. — Я считал вас мудрым человеком, которому не пристало вслушиваться в слова, порожденные злобой. За исключением мистера Кина здесь нет никого, кто усомнился бы в вашей полной невиновности. Включая и вашего покорного китайского слугу! — он бережно отвел дрожавшего от обиды и возмущения Лофтона на самое удаленное от Кина место.
— Ну и дела, — вдруг расхохотался Макс Минчин. — А я-то собирался под конец вечеринки предложить всем взяться за руки и спеть хором «Друг за друга мы горой»! Нет, ребята, давайте расходиться, пока дело не дошло до стрельбы!
Инспектор вышел на палубу вместе с Лофтоном.
— Вечерний ветер остужает горячие головы, — сказал он, — и все же советую вам по крайней мере до завтрашнего дня не подходить к мистеру Кину. Договорились?
— Конечно же, не подойду, — успокаиваясь, вздохнул Лофтон. — Но каков подлец, а? Господи, до чего же он был мне все это время мерзок! Но служебные обязанности превыше всего, если только человек собирается остаться в этом бизнесе… — Он взглянул на инспектора. — Просто не знаю, как вас и благодарить за ваши слова о доверии ко мне. Можете считать, мистер Чен, что теперь у покорного китайского слуги есть покорный американский слуга. И если вам когда-нибудь доведется быть в Нью-Йорке, то…
— Спасибо, доктор, — просто сказал Чарли.
— Теперь моя «гениальная идея» с подменой ремня тоже кажется мне глупой и… и опасной. Сам пытаюсь понять, почему я так поступил? Наверное потому, что с годами начал смотреть на своих туристов, как наседка на цыплят: вечно за них переживаешь, вечно чего-то боишься. Они всегда нуждаются в опеке и защите — это стало для меня чем-то вроде инстинкта… Стоит туристу попасть в неприятность — и я уже спешу принять его груз забот на свои плечи.