Продолжатель Феофана
Жизнеописания византийских царей
Введение[1]
И это, разумеется, о мудрейший царь, твое – в числе прочих великих – достоинство, что восстанавливаешь и возвращаешь к новой жизни увлеченное и унесенное в небытие потоком времени, радеешь о благе истории и не небрежешь теми, кто прежде владел царской властью. Не станем говорить о страждавших страстью, к коей бесстрастны добрые люди, они ни в чем не стремились выделиться из многих, ибо не учености они питомцы, а невежества забава. Зачем самодержцу заниматься тем, что... не приносит пользы разумным людям, если нужно печься о мужах и всего более о словесной науке (от них происходит сила царской власти!), дабы не сгинули, словно бессловесные твари, люди и не предано было молчанию то, чем мы отличны от всех. Мудрые люди, кроткий царь, увидят, как радел ты, не говоря о..., о науке и о мужах, ибо и ты – ты прежде всего! – и они – мудрые. Ты сам повествуешь, лишь взяв в помощники мою руку, о том, чем жили до тебя люди, хотя немало было у них и дурного и бесславного (ведь и это не следует оставлять без внимания пользу блюдущим). И вот любому делу и любому досугу предпочел ты занятия словом (как ничто другое возбуждает оно рвение и добродетель в подданных, любящих науки и историю), кое-что взял из устных рассказов и пожелал представить всем некое общее поучение, при этом сочтя наилучшим началом сей истории то, что послужило концом блаженному Феофану, которому близок по родству и приходишься внуком[2]. Ты достаточно возвеличил его своими достоинствами и сам в свою очередь получил от него толику славы.
Феофан завершил повествование царствованием куропалата Михаила и понесенным им из-за предательства поражением от болгар и только упомянул о поражении Льва, не поведав читателю, ни откуда он был родом, ни как воспитывался. Мы же, как бы добавляя к голове прочие члены, представляем свою историю не полузаконченной, но полной и передаем ее для потомков и следующих поколений, для тех, кто отверг легкомысленную жизнь, и пусть она будет им не в ущерб, а в прибыль (если, конечно, хорошо и согласно с безопасностью узнавать о жизни как добрых, так и дурных).
Книга I.
Лев V
1. Отечеством же упомянутого Льва была Армения, а вот род свой он вел с одной стороны от ассирийцев, а с другой – от армян, тех, что в преступном и нечестивом замысле пролили кровь своих родителей, были осуждены на изгнание и, живя беглецами в нищете, выродили этого зверя[1]. Только Лев достиг юношеского возраста, как сменил отечество на селение Пидру, расположенное в феме Анатолик. Там он возмужал и был сопричислен к самым воинственным и кровожадным и обрел славу храбреца. Бразды и правления держал тогда Никифор (тот, кто доставил трофей болгарам[2]), он-то и отправил единовластным стратигом Вардана по прозвищу Турок и ввиду его воинской храбрости и прочих выдающихся достоинств доверил ему заботу и попечение над пятью восточными фемами[3]. Вардан же, стремясь одолеть врагов и каждодневно мечтая о царской власти, включил в число слуг того самого Льва, о котором говорится, ибо он и видом был устрашающ, и ростом огромен, а речью казался изыскан. То ли незадолго до этого, то ли немного позже он сделал то же самое с Михаилом Травлом и Фомой с озера Газура, людьми низкими и скромными, только что ставшими известными воинским начальникам[4].
2. Они оба были преданы Вардану и возлагали на него все свои земные надежды. А тот, мечтая о царской власти, поведал о своем намерении и желании одному мужу, монашествующему и проживающему в Филомилии, и просил возносить Богу просительные молитвы, дабы направил его шаги и даровал царскую власть[5]. Но выслушав такое, монах сразу же: «Не замахивайся на такое дело, Вардан, ничего из него не выйдет, кроме загубленного имущества, вырванных глаз и всякого несчастия, и если хочешь слушаться совета, отступись как можно скорее и, раз так обстоят дела, не помышляй о власти». При этих словах Вардан исполнился печалью и мраком и покинул хижину, полный горячи отчаяния. Но увидев, как упомянутые выше мужи – Лев, Михаил и Фома подводят своему [8] хозяину коня, монах велел стратигу вернуться, и тот в мгновение ока вернулся рассчитывая услышать нечто новое и неожиданное. Но монах вновь попросил Вардана оставить опасные планы и не менять на беды в будущем благополучие в настоящем. А про тех людей вещей речью утверждал и свидетельствовал, что первый и второй, а не ты, овладеют столь желанной тебе царской властью, а третий сподобится лишь провозглашений и славословий, а больше не преуспеет и только погубит свою душу[6]. Слова монаха уязвили Вардана в самую душу, краска хлынула ему в лицо, и он, ругая и понося монаха, направился домой, а тем людям передал касающиеся их пророчества, причем сопроводил свой рассказ громким хохотом.
1
В рукописи введению предшествует заголовок (лемма), относящийся не ко всему произведению, а лишь к первым четырем книгам. Лемма сохранилась в испорченном виде, вот ее перевод: «Хронография, написанная по приказу христолюбивого и багрянородного государя Константина, сына мудрейшего государя и самодержца Льва... начинающаяся там, где закончил Феофан... на царе Михаиле сыне Феофила... Куропалата, то есть начиная с царствования Льва Армянина». Далее следует заметка: «Все рассказы трудолюбиво собрал и в доступном виде представил сам царь Константин, дабы потомков ясно... царства».
Несмотря на порчу текста, смысл леммы понятен: сочинение начинается там, где закончил свою «Хронографию» Феофан Исповедник. Последний царь, о котором повествуется у Феофана, – Михаил Рангаве (811—813), свое повествование Продолжатель Феофана начинает с царствования Льва V (813—820). (О лемме см.:
Введением (προοιμιον) предваряется большинство византийских исторических сочинений. Содержание этих «введений», как правило, скомпоновано из устойчивых, клишированных мотивов, главный из которых – мысль о пользе истории. Введение к труду Продолжателя Феофана в данном случае не представляет исключения. См.:
2
В тексте пропуск. Слова «которому близок по родству и приходишься внуком» явно относятся к деду Константина VII Василию I. По всей видимости, в утерянной части фразы речь шла о том, что история, подготовленная Константином, кончилась на царствовании Василия I (см.:
1
О «двойном» происхождении Льва сообщают и некоторые другие источники (например, Ps.-Sym. 603.6 сл.). Кто подразумевается под «ассирийцами», определить нелегко, поскольку Продолжатель Феофана, как и другие византийские авторы, широко пользуется архаическими этнонимами для обозначения современных ему народов. Не исключено, что это сирийцы. Армянский элемент в Византии был весьма значительным во все периоды истории Восточно-римской империи. Немалое число знатных византийских фамилий было армянского происхождения (см.:
2
Речь идет об императоре Никифоре I (802—811), потерпевшем сокрушительное поражение в Болгарии от хана Крума 26 июня 811 г. и убитом в сражении.
3
Начинается повествование о Вардане Турке, сообщения о котором содержатся во многих источниках (наиболее подробные у Феофана – Thcoph. 479.15 сл.). Этноним «турок» у византийских авторов весьма неопределенен. Некоторые исследователи считают Вардана армянином
4
Михаил Травл (Травл, греч. τραυλος, означает «шепелявый») – будущий император Михаил II (820—829), о царствовании которого речь впереди. Фома – Фома Славянин, о восстании которого наш автор также подробно рассказывает в дальнейшем.
5
У высокопоставленных византийцев этого времени было в обычае собирать вокруг себя группы лично преданных им людей, часто связанных с ними узами родства или свойства (так называемая «этерия»), с чьей помощью они нередко стремились осуществить свои честолюбивые замыслы (см.:
6
Здесь впервые упоминается о монахе из Филомилия, фигура которого играет большую роль в композиции первых двух биографий (см. с. 242). Монахам в Византии приписывался дар прорицаний. Пророчество, которое произносит монах, относится безусловно к числу прорицаний post eventum. Об образе этого монаха см.: