28. Агаряне же с тех пор овладели не только Сицилией, но также Калаврией и Лонгивардией, они совершали набеги, разоряли земли и расселялись повсюду вплоть до воцарения блаженной участи царя Василия[82]. Но об этом поведает описывающая его история. Михаил же, процарствовав девять лет и восемь месяцев, расстался с жизнью, постигнутый болезнью дисурией, причина которой – в почках. Он не отрекся от своей вражды к Богу, из-за этого не пожелал поклоняться тому, кто ради нас облекся плотью и принял свой образ и, того более, изничтожал поклонявшихся – я имею в виду Мефодия и Евфимия, о которых уже шла речь. Он еще ужесточил бесконечную войну с агарянами, а Бог к тому же из-за его испорченности наслал на него битвы с Фомой, критянами и упомянутыми африканцами. Еще и Далмация отложилась тогда от Ромейского царства, и стали все они самостоятельными и независимыми[83] до самого царствования славного Василия, когда снова они подчинились ромеям. И исполнилось тогда прорицание о нем, гласящее:
Тело его погребено в храме святых Апостолов[85] в усыпальнице Юстиниана в гробу зеленого фессалийского камня.
Книга III.
Феофил
1. О деяниях Михаила Травла, процарствовавшего девять лет и восемь месяцев, рассказывалось в предыдущей книге. Его сын Феофил, получивший отцовские власть и царство в октябре месяце восьмого индикта[1], был уже взрослым мужем[2] и пожелал прослыть страстным приверженцем правосудия и неусыпным стражем гражданских законов. На самом деле он только притворялся, стремясь уберечь себя от заговорщиков и опасаясь их мятежа. Предупреждая грозившую опасность, он решил предать смерти и гибели всех сообщников своего отца, которые обеспечили ему царство и выступили против Льва, и издал приказ, повелевающий всем, пользовавшимся царскими щедротами и удостоенных каких-нибудь чинов, собраться в Магнавре[3]. Так он сделал, никто не осмелился ослушаться приказания, и царь, словно скрыв в потемках звериный облик своей души, спокойным и ласковым голосом коротко сказал, что мой отец желал и стремился, о, народ мой и клир, многими чинами и многими другими дарами и благами уважить тех, кто помогал ему и победно боролся за царство. Но он покинул людей быстрей, чем желал, и исчез из времени до времени, которое предназначил, а потому, дабы не показаться людям неблагодарным, оставил меня не только наследником царства, но и исполнителем своей доброй воли. Поэтому пусть каждый выйдет из толпы и предстанет перед нами. Обманутые и замороченные такими речами, они себя выдали и выставили на всеобщее обозрение. Царь тут же приказал эпарху применить гражданский закон и при этом прибавил: «Воздай по достоинству за их поступки, они не только не побоялись Бога, замарав руки человеческой кровью, но и убили царя – помазанника Божия». Такими словами распустил он это первое и столь удивительное собрание. Возможно, Феофил заслуживает похвалы за соблюдение законов, но уж вряд ли кто припишет ему кротость и мягкость души[4]. Он лишил этих [41] людей жизни, однако к этому поступку добавил нечто достохвальное и хорошее. Он изгнал свою мачеху Евфросинью и заставил ее вернуться в тот монастырь, в который она прежде постриглась[5]. Об этой Евфросинье говорилось в нашей истории как о второй жене Михаила. Ну а упомянутые нами многочисленные грамоты и клятвы[6] были составлены без надлежащего благочестия и пользы не принесли. Почему? А потому, что взял он жену, уповая не на Бога (добро бы взял жену законную, а не обрученную уже с Христом!), а на дерзость свою и те великие клятвы, что отвращают людей от Бога.
2. Таково было начало его царствования. В дальнейшем же он пристрастился к делам правосудия и всем дурным людям был страшен, а хорошим – удивителен[7]. Вторым – потому что ненавидел зло и отличался; справедливостью, первым – из-за своей суровости и непреклонности. Но и сам он не остался незапятнан злом и потому, хотя и держался, как утверждал, веры в Бога и пресвятую его матерь, держался и полученной от отца мерзкой ереси иконоборцев. Ею морочил он свой благочестивый и святой народ, обрек его всевозможной порче, ни на миг не оставив в покое за все время своего царствования. Из-за этого не удалось ему совершить соответствующих подвигов во время войн, но он постоянно терпел поражения и назад возвращался отнюдь не по-царски.
83
Прибрежные города Далмации постоянно находились в зоне перекрещивающихся интересов Восточноримской и Западноримской империй. По договору 812 г. франки отказались от притязаний на Далмацию, и она окончательно стала византийской провинцией. Однако, судя по этому сообщению, уже при Михаиле II Далмация приобрела независимость (ср.: DAI 29.61—6 и комментарий к этому месту: DAI II, Р. 103). В цитированном пассаже сочинения Константина Багрянородного говорится о «населяющих далматинские города». Отсюда, видимо, возникло множественное число во второй части комментируемой фразы (наш автор и Константин Багрянородный пользуются общим источником!). Василий – император Василий I Македонянин.
84
Под «вавилонским драконом» имеется в виду Михаил II (намек на дефект его речи содержится в стихах). Этот же оракул приводится и у Псевдо-Симеона (Ps.-Sym. 622). Там, однако, он произносится в конкретных обстоятельствах и вложен в уста Иринея, придворного Михаила.
85
Храм св. Апостолов был в Константинополе традиционным местом захоронения императоров и патриархов (см.:
2
Дату рождения Феофила устанавливает У. Тредголд, по мнению которого Феофил родился в 812/813 гг. (см.
3
Магнавра – здание, входившее в комплекс Большого дворца. Часто служило местом официальных приемов (см.:
4
Сохранилась и другая версия этого эпизода. После окончания представления на ипподроме царь пригласил к себе синклит и приказал принести канделябр, разбитый во время убийства Льва V (см. с. 21). Указывая на него, Феофил спросил, чего достойны входящие в храм и убивающие помазанника Божия. Синклитики ответили: «Смерти». После этого царь велел казнить убийц (см.: Georg. Cont. 791.1 сл.; ср. Ps.-Sym. 624.14, Theod. Melit. 147).
5
Существует версия, что Евфросинья удалилась в монастырь по собственной воле (Georg. Cont. 790.21). Об этих событиях см.:
6
Речь идет о клятвах, которые синклитики принесли Михаилу в том, что будут и после его смерти хранить верность его жене и детям, см. с. 37.
7
Приверженность Феофила к делам правосудия отмечается в ряде источников, в том числе в «Житии Игнатия». В дальнейшей традиции Феофил даже стал представляться как символ правосудия и справедливости. Так, в византийской сатире XII в. «Тимарион» Феофил занимает место судии в подземном царстве (русский перевод сатиры см.: Византийский сатирический диалог / изд. подгот. С. В. Полякова и И. В. Феленковская. Л., 1986. С. 24 и след.). Имя Феофила было у византийцев окружено легендами, часть которых приводится нашим автором ниже (см.: