– Почему мучить? – удивился Майкл.
– Потому, что человеку свойственно сопровождать любовные наслаждения ревностью, чем больше любим, тем больше придираемся. Ты, малыш, больше всех достоин любви, но она не всегда бывает взаимной.
– А ты кого выберешь?
– Никого, меня устраивают шлюхи, пока не догонит пуля какого-нибудь сутенера.
– Уж лучше погибнуть на поле брани, – заявил Майкл.
– Еще лучше избежать и того, и другого, – засмеялся Ретт.
– Ты думаешь, мы никогда не будем счастливы? – задумчиво спросил Дэниел. – Для чего тогда жить?
– Я думаю, мы уже счастливы каждым нашим днем. И если удастся дожить до того, чтобы седыми стариками встретиться вот так и посидеть вместе, значит, жизнь удалась…
– Джек, – звал Ретт, не открывая глаз, – Джек, ты был прав, все так и произошло!
Элоиза догадалась, что он вспоминает школьные годы и предсказания Харрисона, о которых ей рассказывал. Она приподняла ему голову и поднесла ко рту приготовленный чай. Ретт ухватил чашку обеими руками, осушил до дна и рухнул на подушку. После этого Батлер заснул, наконец, по-настоящему. Элоиза прислушалась к его ровному дыханию, прикоснувшись щекой к его щеке, поправила одеяло и тихо покинула комнату.
III
Скарлетт уже неделю жила в Таре, не вспоминая об Атланте, не замечая детей, взглядов Сьюлин, молчания Уилла. У нее не осталось ничего из прежней довоенной, да и послевоенной жизни. Подобно тому, как рухнули ее представления о правилах приличия и поведения в обществе, грубо и жестоко, теперь рухнула и вера в себя, в свои собственные силы, свое очарование. Была только пустота. Пустота в душе, пустота в голове.
С утра она уходила за поворот к подъездной аллее, где когда-то ждала отца, садилась на скамеечку, которую сделал Уилл вместо сгоревшего старого дерева, и бездумно смотрела за реку. Казалось, вот сейчас раздастся стук копыт, отец обнимет ее и станет уговаривать, чтобы не рассказывала миссис О’Хара, что он опять пустил коня вплавь… Будто и не прошло с той поры тяжелых двенадцати лет. Только нет больше отца. И никого нет, кто бы крепко ухватил её за руку и вытащил из вязкой трясины тоски и отупения.
Мамушка с тревогой смотрела на свою любимицу, подозревая, что не только смерть Мелани так повлияла на нее, но расспрашивать боялась, уж очень не похожа на себя была Скарлетт, молчаливая и угрюмая, хотя ведь и после смерти Чарльза она тоже заставила всех поволноваться. И няня тихонько подсылала к ней Уэйда вроде отнести шаль, или свежую лепешку, или воды, или просто посидеть рядом.
Мальчик побаивался матери, но и Мамушку ослушаться не смел. Он помнил, как поспешно уехала из Мариетты мама, как они с Присси добирались до дома, как дядя Ретт встретил их на вокзале, и по его лицу Уэйд понял, случилось что-то страшное. Ему было очень жаль, что тети Мелани больше нет, как и его сестренки Бонни, и как хорошо, что его мама здесь, пусть хоть и такая странная. Он молча подходил к ней, садился рядом, иногда несмело брал ее вялую руку и тихонько гладил. Он и раньше никогда не знал, как ему вести себя в ее присутствии. Скарлетт, едва взглянув на сына, снова отворачивалась к реке. В сумерках, также молча, они возвращались домой.
Как-то после ужина, поднимаясь к себе, Скарлетт услышала раздраженный голос Сьюлин, доносившийся из спальни родителей, в которой теперь обосновались супруги Бентин.
– Натворила чего-то и приползла сюда зализывать раны.
– Это ведь и её дом тоже, верно? – мягко возразил Уилл. – Она навсегда останется хозяйкой Тары, по крайней мере, для меня.
Уж он-то знал, чего стоило старшей сестре сохранить поместье, никто не сделал столько для них всех, сколько она.
– Бродит как привидение, скорбь изображает, – продолжала бурчать Сьюлин, а сама, небось, рада, что Мелани умерла, обдумывает теперь, как половчее подобраться к Эшли. Он один не поддавался на её уловки, хотя, как знать, ведь ездил к нам чаще, чем к своей невесте.
Уилл и сам о многом догадывался и хорошо помнил безмерное счастье в глазах Скарлетт и ярость, с какой она рвалась из его рук навстречу Эшли, когда тот вернулся из плена. Но он не осуждал её.
– Кого же было любить молодой красивой женщине, когда в округе одни калеки остались?
– Вот все вы мужчины таковы, всегда готовы оправдать эту вертихвостку, наверное, тоже не отказался бы от неё, снизойди она до тебя, – возмущалась миссис Бентин.
– Может, и не отказался бы, только на уме у нас было другое – как не умереть с голоду. И в такое время она приютила меня, выходила, оставила жить в усадьбе, стала мне сестрой. Ей я обязан жизнью и счастьем, ты ведь не забыла, кто благословил наш брак? Мистера Уилкса я тоже понимаю, – рассуждал Уилл, – он никогда не смог бы преступить законы чести, каким бы сильным не было его влечение к ней. Но теперь, когда мисс Мелани уже не вернуть, кто еще сможет заменить её как не лучшая подруга, которая столько лет заботилась о них.