– Мистер Уильям так благороден?
– Да, ему можно доверять.
– Тогда чего же она боится?
– Наверное, близких отношений, потому и отказалась в начале войны уехать к ним, не хотела вторгаться в их семью. После смерти жены, это произошло уже после войны, он вышел в отставку, стал чаще писать, приглашал к себе. Но мы были настолько разорены, что выехать в Англию просто не могли. К тому же Розмари еще находилась во власти романтических мечтаний, вызванных дошедшими до нас слухами о воинских доблестях Дэниела. Когда Полонски уехал в Европу, я поняла, что и в его отсутствие с Майклом у неё ничего не получится, и написала мистеру Телфорду. Он не замедлил принять приглашение.
Розмари была с ним, как и со всеми, сдержанна, но от меня не укрылось очевидное – она испытывает к нему влечение и стыдится этого, что вполне объяснимо. Её первый опыт оставил лишь боль печальных воспоминаний, страх, что она совершила нечто постыдное, всеми осуждаемое. Дэн не сумел, а может просто не успел, разбудить в ней женщину. Всё произошло слишком быстро – беременность, материнство, расставание. Понадобилось немало лет, чтобы она, наконец, преодолела свой страх и осознанно захотела принадлежать мужчине, которого глубоко уважает!
Слушая историю сестры, Ретт не раз погружался в глубокую задумчивость, и леди Элоиза смолкала, боясь шевельнуться, чтобы не помешать ему. Она была уверенна, что он вспоминает жену.
– Пойду-ка я принесу кофе, – прошептала она, уловив чутким ухом движение на кухне.
Мерседес вставала рано, никогда без приглашения не входила в спальню хозяйки и хорошо знала её привычки.
Вернувшись с завтраком, Лиззи застала своего друга все в том же состоянии, он даже не заметил её отсутствия, размышляя о Скарлетт. Ровно все, то же самое, что происходило с его сестрой, испытала и она: предательство возлюбленного, разочарование в любви, ранняя беременность, да еще в придачу нелюбимый муж и вдовство. Но несмотря ни на что, любовь к принцу осталась жива в её сердце!
– Вот уж кого надо было вызвать на дуэль, так это благородного мистера Уилкса! Понятия чести не помешали ему поступить подло по отношению к подруге детства. Однако он пролил кровь за неё и тем себя оправдал, в то время как ты, Батлер, стыдно признаться, оказался таким же недотепой, как Дэн, даже хуже, причинив любимой женщине физические муки, ибо по твоей вине четвертая беременность закончилась трагически.
Ретт вдруг осознал, что дети женщинам достаются ох как непросто, если его сестра до сих пор не может прийти в себя, предпочитая одиночество.
– По-моему, Лиззи, ты слишком все усложняешь, на самом деле Розмари все еще любит Дэна, – предположил он, – полковник понял это и уехал.
– Возможно, – согласилась миледи, – вы ведь Батлеры – однолюбы!
– Меня ты тоже причисляешь к однолюбам?
– Ну, да, ты же сын своего отца! Хотя в отличие от него, не сомневаюсь, женщин у тебя было много.
– Гораздо меньше, чем могло быть, – заметил Ретт.
– Разумеется, ты же не отвечал на все симпатии, которые попадались тебе на пути. Лишь изредка, по необходимости, пока не встретил ту, что не ответила тебе. Самолюбие взыграло, и ты не успокоился, пока она не стала твоей женой.
– Да, примерно так все и происходило. Но это было моей ошибкой, и пришло время ее исправить. Я начинаю бракоразводный процесс.
От неожиданности леди Элоиза чуть не уронила кофейник.
– Ну, уж это вовсе ни к чему. Я понимаю, у вас сейчас сложные отношения с женой, но все уладится. Прошло еще слишком мало времени после несчастья, постигшего вас. Вы оба нуждаетесь в поддержке друг друга.
– Только не Скарлетт! В твердости характера она не уступит тебе, но у неё нет твоей мудрости, такта, вкуса, знаний, наконец.
– Зато есть молодость и красота, и что-то еще особенное, необычайно редкое, что поразило твое воображение. Ведь ты уже многое к тому времени повидал!
– Ты права, Лиззи, то ошеломляющее впечатление, которое она произвела на меня, сродни наваждению, и я не могу избавиться от него вот уже двенадцать лет.
Он широко улыбнулся, и Элоиза увидела, как преобразилось, вдруг помолодело его лицо.
– Представь себе яркий весенний день, пленительно женственную фигурку, утопающую в двенадцати ярдах муслина, торжество юности, уверенность в своей неотразимости в лукавых зеленых глазах, выразительных, наивных, кокетливых и мятежных. Сочетание несочетаемого, так бы я назвал особенность её очарования. Девственная чистота и в то же время первая невинная страсть во взоре, увы, не мне предназначенная. Ей было всего шестнадцать лет, но я опоздал. Уже два года, как её сердце принадлежало другому.