– Почему-то надела мой медальон, впервые и именно сегодня, – удивился он.
Ретт купил его ещё в блокаду на Кубе, у старой испанки. Как сейчас слышался ее глухой голос:
«… вещичка не простая… с наговором, сила любви в нем, смотри не дари случайной женщине, не отвяжешься… подари той, что будет тебе дороже жизни…».
Он уже знал тогда, кому его подарить.
– Возьми мое сердце, дорогая! – пафосно произнес он после первой брачной ночи, со своей обычной саркастической улыбкой, которой прикрывал ожидание и надежду на ответное чувство.
Любимая даже не сочла нужным скрывать своего разочарования от такого подарка, приняв его за очередную насмешку над ее вкусом. Ей было невдомек, что на самом деле подразумевал супруг под этим кусочком серебра, возведя его в символ неистового желания принадлежать ей одной. Он хотел отдать ей свое сердце, свою любовь, свою жизнь. Сколько женщин добивалось этого, а ей оказалось ненужным. Тогда он посчитал, что блеск золота ей дороже, и сейчас давняя обида вроде шевельнулась в сердце, но разум заглушил ее. Откуда девочке было знать о его фантазиях? Разве он признавался ей в чем-либо или, шутя и насмешничая, хотел, чтобы она воспринимала его слова и поступки серьезно, с полной ответственностью? Так не бывает.
Ретту вспомнилась прежняя неукротимая, бесшабашно сражающаяся с ним, искренняя, забавная зеленоглазая девчонка, не побоявшаяся выйти замуж за человека сомнительной репутации. Ему захотелось хоть на миг вернуться к тому балу, с которого начались первые ухаживания за миссис Гамильтон, и не было ещё горестных лет их брака, а только легкий флирт, улыбки, взгляды, касание руки и ожидание чего-то большего. Он поднялся на хоры и попросил сыграть старый вальс «В час победы нашей».
При первых звуках незабываемого вальса слезы навернулись на глаза Скарлетт, а губы сами прошептали слова:
Милый, помнишь нашу встречу?
Ты у ног моих
Мне в своей любви признался…
Помнишь этот миг?
– Прекрасная Незнакомка, окажите мне честь, потанцуйте со мной! – словно по волшебству раздался чарующий голос, и Ретт склонился перед ней, приглашая на вальс.
Его рука уверенно легла на талию, сердце её замерло, и она как бы случайно чуть ближе и чуть крепче, чем положено, прижалась к нему.
– Все бы отдала, чтобы остаться с ним наедине сейчас, – думала Скарлетт.
– Вы танцуете божественно, но не прижимайтесь ко мне так крепко, прекрасная маска. Все на нас смотрят, – притворно испуганно произнес Ретт.
Скарлетт залилась краской и отпрянула от него, но не продвинулась ни на дюйм. Он держал её так плотно, что она чувствовала тепло его мускулистого тела. Подняв на него глаза, она поняла, что он поддразнивает её, как прежде, раззадоривает, ждет от неё ответных дерзостей.
– А если бы никто не смотрел, тогда бы вы не стали возражать? – ответила она с вызовом.
– Это легко проверить, – и он коснулся губами ее виска.
Одна мелодия сменяла другую, а они не расставались, и туман ее платья клубился вокруг них. Эшли видел, как их тела слились в танце, физически ощущая их тягу друг к другу. Как ему хотелось быть на месте Батлера! Глаза Ретта недобро сверкнули, перехватив ревнивый взгляд соперника.
– Идемте, – повелительно сказал он, едва оркестр смолк.
– Куда он её повел? – вскочил мистер Уилкс, но Уилл крепко ухватил его за локоть.
– Не мешайте им, она его жена, не так ли?
Они пришли в зимний сад, где за пальмами стояли укромные скамеечки, и на многих из них восседали парочки. Ретт взял ее руку, он чувствовал, как трепещут ее пальцы, но лицо оставалось невозмутимым.
– Вы уроженка северных широт, – спросил он, – там, где бывают белые ночи?
Она решила поддержать его игру в только что познакомившихся людей.
– Это не белая ночь, туманная. Мне часто снился один сон, что я кого-то ищу в тумане, а потом поняла, туман – это моя любовь, я искала ее, но не нашла. Кажется, вот она, рядом, протяни только руку, а туман проскользнул, рассеялся и нет ничего.
– Ваш медальон утверждает другое: «Сильна как смерть – любовь!»
Он повернул медальон тыльной стороной и погладил надпись большим пальцем, коснувшись при этом её груди.
– Поцелуйте меня! – прошептала она уже не в силах сопротивляться охватившему её желанию.
Он молча встал, взял её за руку и быстро повел к выходу.
– Я же знала, что не надо говорить о своих чувствах, я все испортила, – чуть не плакала Скарлетт.
Также быстро они прошли каким-то коридором и остановились перед дверью. Ретт достал из кармана ключ, открыл дверь и увлек ее в комнату, освещенную лишь уличным фонарем. Отбросив в нетерпении маску, Скарлетт надолго приникла к его губам, руки сами обвились вокруг его шеи… Она подумала, что грезит наяву, почувствовав в его объятиях такое же нетерпение.