— Тони, — она подергала его за рукав, — пойдем, мне надоела эта дурацкая сказка.
— Да, да, — отговорился он, не отрывая глаз от экрана, а через несколько секунд удивленно спросил: — Ты действительно хочешь уйти?
Когда они вернулись в солнечную реальность, Тони сказал, что читал рецензию на этот фильм, и успокаивающе сообщил: «Конец благополучный». Люсия не поняла, каким образом можно достичь счастья в таких обстоятельствах, но втайне осталась довольна.
— И почему люди любят такие несуразные бредни? — как можно более хладнокровно спросила она.
— Потому что несуразицы достаточно и в жизни, только мы не отдаем себе в этом отчета.
— Например? Я что‑то не совсем понимаю.
— Мы сегодня весь день ходим молча только потому, что ночью все твои чувства побороло одно — сонливость. Разве это разумно, логично?
Она несколько опешила от таких признаний: если уж что и нелогично, так это мысли Тони.
— Ты считаешь меня бесчувственной?
— Вовсе нет. У меня хорошая память. Прости, наверное, я просто преувеличиваю важность… — он замялся, — как все мужчины.
Тони ожидал усмешки, но встретил настороженность.
— Как все мужчины?
— Тебя это удивляет?
— Жаль, если это так.
— Просто ты еще слишком молода.
— А ты рассуждаешь, как врач.
— Это, по‑твоему, оскорбительное сравнение?
— Это ответ на глупое замечание, — Люсия повысила голос.
Тони заговорил лишь спустя несколько минут, но признался себе, что рад ее гневу: удалось задеть ее за живое, а значит, еще не все потеряно. Когда он начинал рассуждать о физической стороне любви или хотя бы вскользь затрагивал эту тему, Люсии хотелось ответить так, как это делает в минуты ярости Соледад. Она считала, что лучше рассыпаться в ругательствах, чем подбирать умные слова для того, что можно только чувствовать.
— Пойдем выпьем чего‑нибудь, — предложила она. Кафе ютилось под величественной горой, подобно неумело стоящему ребенку у ног матери, но стоило переступить порог, становилось просторным и основательным: удобные стулья, сверкающие столики, бокалы, улыбчивые официанты. Несколько глотков вина расслабили Люсию, ее проблемы уже не казались ей такими нерешаемыми. Люсия любовалась своим цветастым подолом и новыми туфлями в тон. Ей хотелось загладить вину перед Тони, но она не решалась посмотреть ему в глаза: что она там увидит? Терпкое вино ласкало губы и тревожило, как… Да, как вчерашний поцелуй. Он был, действительно был — теперь она вспомнила в точности то ощущение: беспокойство и блаженство одновременно. Виновата ли она перед Тони в том, что Бог послал ей это?
— Тебе понравилось вчера на яхте? — она задала самый обычный, уместный вопрос, и ее сердце вдруг забилось вдвое быстрее, будто это самое откровенное признание.
— Да, когда‑нибудь мы с тобой разбогатеем и, если хочешь, тоже купим яхту. Я бы назвал ее твоим именем. — Ее огненный взгляд заставил его устыдиться своих наивных речей.
— Дело не в яхте.
— Ты хочешь еще пообщаться с этими англичанами? Ей захотелось провалиться сквозь землю.
— Нет, я не для этого спросила, — с трудом выговорила она.
— Скоро нам возвращаться домой, мне бы хотелось сделать эти дни для тебя запоминающимися. Как ты захочешь, так и будет, тем более что я не строил никаких планов на сегодня, мне нужно побороть чемоданное настроение, — не унимался Тони.
— Не нужно особенно стараться веселить меня, все и так хорошо. — Она с трудом поддерживала беседу, однако от утренней сухости они избавились.
Тони осмелился даже несколько раз поцеловать ее в щеку и уже не стесняясь рассматривал красно‑синие букетики на ткани ее платья. «Неужели он не понимает, что со мной происходит? Я ведь совсем не скрываю свои переживания», — подумала Люсия. Ее недогадливый друг стал разговорчивым, но она только делала вид, что слушает, время от времени поддакивая ему и испытывая от этой фальши чувство, близкое к отвращению. Его губы показались ей слишком бесформенными, расплывчатыми, как и его речи. Неужели это тот Тони, с которым они бегали по ночным мадридским улицам, взявшись за руки, наблюдали рыб под водой, плавали голыми у каменистого безлюдного берега?
— Давай, как тогда, у двуглавой горы! — прервала она его монолог.
— Прямо сейчас? Ты же на каблуках.
— Ну и что!
На море поднялся ветер. Соленые брызги ритмично окатывали ноги.
Когда показался узкий, высокий камень — основная примета места, где они недавно были счастливы, Тони понял, что зря согласился на этот поход. От усилившихся, разбивающихся о него волн камень стал как бы старее, суровее, зазубринки на нем — заметнее, а горы в это время суток утратили радужную расцветку.