Парень смотрел на меня как зачарованный. Кажется, я действительно поразил его воображение. И впрямь как Холмс наивного доктора своим дедуктивным методом.
— Вот что, Валентин Матвеевич, вы распишитесь на наклейке в подтверждение, что я изъял у вас именно эту бутылку. Она понадобится.
Он как во сне, замедленными движениями взял у меня авторучку и старательно вывел свою подпись: витиеватую и длинную.
Бутылка, не говоря уж о подписи на ней, нужна была мне как прошлогодний снег. Штамп просто подтверждал уже полученные мной сведения. Не более. А к Айриянцу бутылка скорее всего не имела никакого отношения. Жорик мог привезти ее на дачу когда угодно, может быть, к возвращению Валентина из командировки, а в воскресенье мошенника и след простыл. Сценку я разыграл специально для Валентина Матвеевича. Хотел убедить его, что розыск идет по верному пути, и самому лишний раз убедиться в этом. Не окажись здесь бутылки со штампом, пришлось бы искать другой повод, но цейтнотную ситуацию для Титаренкова я все равно бы создал.
— А комнаты смотреть будете? — вдруг спросил он.
— Зачем? Здесь, на веранде, гораздо светлее, и я нашел то, что искал. Наперекор вашему бородатому анекдоту, — улыбнулся я. — Давайте-ка выйдем на свежий воздух.
Небо быстро темнело. Начали появляться звезды. Зимой сумерек здесь не бывает.
«Если все пойдет гладко, еще сегодня установлю мошенника. Тогда завтра Рат получит его тепленьким».
Подумав об этом, я словно услышал одобрительное кунгаровское «ну, ну…». Но пока рядом находился не Кунгаров, не союзник и друг, и даже не просто незаинтересованный свидетель. И я только начал спектакль, в котором Валентину Титаренкову тоже предстояло сыграть роль.
— Мне пришла еще одна идея, — радостно сообщил я. — Вот что значит подышать свежим воздухом. Вспомнил я про одного парня, он на фабрике-кухне в ресторанном оркестре подвизается. Может, он-то и навел мошенника на вашу дачу.
У Валентина лицо перекосилось, словно от зубной боли.
— В ресторане много людей работает… Вам, конечно, виднее, — с трудом выдавил он.
— Правильно. Нужна тщательная проверка. Завтра же с утра примусь за ресторан.
Моя бодрость Валентина Матвеевича не зажигает. Он плетется к машине, как сомнамбула.
На обратном пути мы долго ехали молча. Валентин Матвеевич жевал свою резинку, что-то сосредоточенно обдумывал. Во всяком случае, мне бы очень того хотелось. Он должен принять решение, и я ему не мешал. Вот только какое решение он примет? Спектакль спектаклем, но помимо сцены я оставил ему запасной выход: именно сейчас он мог рассказать правду.
Наконец он заговорил, и я ушам своим не поверил: к нему вернулся прежний покровительственно-насмешливый тон.
— Неблагодарная у вас работа. Ищете, с ног сбиваетесь, а цена всему делу две копейки.
— Две тысячи, уточнил я.
Все равно. Еще понимаю, убили бы там кого или ограбили, а эти же сами, своими руками деньги выложили… Дачи им, видишь ли, захотелось…
«А тебе разве нет?.. Только в отличие от них да от твоего отца у тебя на нее ни морального права, ни материальных возможностей пока не имеется», — подумал я.
— Ну поймаете вы мошенника, — . продолжал он, — ну вернете растяпам их деньги… две копейки цена всему этому. Вон у нас, в рыбном производстве, по бесхозяйственности, по глупости новое оборудование под дождем простаивает, сложнейшая модель ЭВМ зарплату обсчитывает, да что там говорить, сотни тысяч, наверное, в трубу вылетают… А вы с мелким жульем, как Дон-Кихот с ветряными мельницами, сражаетесь…
— Заманчиво у вас получается: раз кто-то безобразничает в крупном масштабе, значит, всем желающим можно шкодить по маленькой. Вы уж меня извините, мелкая это философия. Две копейки ей цена, по-вашему выражаясь.
Вот и поговорили. В темноте мне не видно выражения его лица, но, судя по голосу, он восстановил душевное равновесие.
«С чего это он опять распетушился, будто и не было недавней растерянности? — думал я, искоса поглядывая на расплывчатый в полумраке профиль. — Скорее всего принял решение, а оно всегда придает уверенность. Кроме того, наверняка считает себя абсолютно информированным, и это тоже немаловажно, говорят же англичане: „Кто предупрежден — тот вооружен“.
Мы въехали в город. Я посмотрел на часы.
— Начало девятого. Вы практически дома. А я — машину в отдел и бегом на автобус. До Баку еще сорок минут трубить…
— Я же сказал, неблагодарная работа, — усмехнулся он.
Выйдя из автомобиля, он нагнулся к приоткрытой дверце, спросил: