«Какая дикость!» — возмутилась я.
«Постой, моя царица! — воскликнула персиянка. — Ты возвысилась до общения с духами, так учись относиться к людям не так, как прежде, и пойми: три четверти простых смертных были бы счастливы, если бы их превратили в домашнюю скотину. Подчиняясь простым животным инстинктам, они избегают многих неприятностей, в которые попадают, руководствуясь разумом, из-за своих ошибочных умозаключений. У людей, что находятся здесь, есть всё необходимое, кроме сожалений о прошлом, страданий в настоящем и страха перед будущим. Они наслаждаются покоем, и никакие мысли их не тревожат. Можно только мечтать быть духом или крупным животным: существование всех прочих безотрадно и в самом деле достойно жалости со стороны существ просвещенных, а мелкие твари всегда служат игрушками для хищников».
Я пыталась понять, где в этих рассуждениях правда, а где ложь, но тут невдалеке показался мой соблазнитель, прекрасный, как солнце, что его освещало. Он мчался верхом на великолепной лошади и управлял ею с невероятным изяществом. Вскоре Мограбин догнал нашу колесницу, соскочил с коня и стрелой устремился ко мне. Любовь еще опьяняла меня, и он делал всё, чтобы усилить мою страсть. Его любезные манеры, лестные слова, пылкие и нежные взгляды заставили меня забыть и о наблюдениях моих, и о моем сне. Я снова подпала под его неотразимое обаяние.
Мы вернулись во дворец. Хоть я много ела ночью, теперь, после прогулки, почувствовала, что страшно проголодалась. Еда была вкуснейшей и обильной, и я с огромным удовольствием ела и пила точно так же, как в своем ночном видении, которое считала сном.
Рассудок мой умолк, осталась лишь моя безумная, моя роковая любовь, но остаток этого дня и следующая ночь были последними счастливыми и полными очарования часами моей жизни. Мне предстояло пролить много слез, чтобы искупить свою вину и расплатиться за те несколько мгновений блаженства, что выпали на мою долю вследствие моей же ошибки.
На следующее утро мой тюремщик, на которого я тогда еще смотрела как на своего возлюбленного, сообщил, что моя персидская рабыня уехала и он тоже вынужден оставить меня на два дня. Мограбин объяснил, какими бесчисленными способами я могу развлечься в его отсутствие. Я оставалась за хозяйку дома, мой голос вдыхал жизнь во всё, что меня окружало, и при желании заставил бы заговорить даже статую.
«Ты должна помогать мне в трудах моих, — сказал мне муж. — Вот книги, они научат тебя тому, чего ты еще не знаешь. При твоей образованности самого малого прилежания хватит, чтобы довести твои навыки до совершенства. В мое отсутствие не забывай, что мы с тобою — одно целое, а потому ты ничего не должна делать без меня и распоряжаться здесь тебе позволено только от моего имени».
Вечер мы провели вместе, и перед заходом солнца Мограбин исчез. Я почувствовала, как содрогнулась земля, и услышала точно такой же грохот, как тот, что раздался, когда гора разверзлась, дабы дать нам пройти сквозь ее недра.
Я поняла, что осталась одна, но у меня не хватило смелости хоть как-то скрасить свое одиночество. Напротив, я нашла, что оно вполне согласуется с состоянием моей души и разума, и предалась размышлениям, от которых до той поры отмахивалась.
Я поражалась тому, как удалили от меня персиянку, и не понимала, к чему такая предосторожность.
Что опасного и плохого было в одной лишней колдунье? Разве не могла она составить мне компанию, утешить, дать совет в этом незнакомом волшебном месте, хозяин которого был столь могуществен?
Я вспомнила о речах этой женщины, о том, как она хотела внушить мне презрение к роду человеческому, тогда как раньше учила почтению и восхищению. Я снова и снова восстанавливала в памяти различные картины из своего сновидения и среди прочих образ Баала, назвавшего Мограбина своим земным наместником. Этот Баал никак не сочетался с моими представлениями о божестве: я вспоминала его речи, непристойности, которым стала свидетелем, и оправдания, придуманные для них моим мужем.
«Какое счастье, — думала я, — что всё это мне лишь приснилось точно так же, как и то, что я там объелась, ведь утром я была очень голодна».
И тем не менее в своем ночном видении я находила столь тесную связь между событиями и речами, что они начинали казаться явью, и это очень смущало меня.
Устав от внутренней борьбы, я рано легла в постель и попыталась уснуть, дабы унять тревогу и страхи. И тут мне невольно вспомнился зловещий огонь, что вспыхнул на мгновенье в глазах Мограбина, недовольного моим признанием о плохом сне.