«Поздравляю! — шепчет В. Т. — Все прошло блестяще. Я, пожалуй, тоже пойду. Дело сделано. Дальше ты и сам справишься».
Зина готова торжествовать, но не решается. Ждет сигнала и вертит головой. Ей не сидится, она не знает, на ком остановить взгляд, с кем поделиться радостью.
Директор очень похоже дает понять, что все происходящее для него полнейшая неожиданность. Он пришел отчитываться, может быть, даже взять свое решение обратно, а тут такое… Моргает глазками, дергает носом, растерянно смотрит по сторонам. Отличная игра.
Бабич стоит за столом и яростно улыбается. Слушает Аркашку и в такт его словам кивает. Все правильно, все хорошо, вы еще что-то хотели сказать? — пожалуйста. Бух снимает с гвоздя плащ, путается в рукавах, надевает его.
— Подождите, Александр Александрович, — говорит ему Бабич. — Я тоже с вами. Одну минутку… Продолжать обсуждение первого вопроса считаю нецелесообразным. Хочу отметить, что заседание местного комитета прошло организованно и слаженно. Очевидно, было хорошо подготовлено. Всегда неприятно разочаровываться в людях, но… ничего не поделаешь. Главное все-таки — сделать правильные выводы. Вы согласны со мной, Василий Тихонович? Впрочем, это неважно… Присутствовать на обсуждении второго вопроса повестки дня считаю излишним.
— Это почему же, интересно знать? — не выдерживает Аркашка.
— А потому, Аркадий Иванович, что я считаю это заседание неправомочным. И постараюсь доказать это всеми доступными мне средствами.
— Но второй вопрос — распределение квартиры, а вы первый на очереди, — говорит директор.
— Идите вы к черту и со своей очередью! — срывается Бабич.
— Боже! Как нехорошо, как нехорошо! — восклицает Зина и обеспокоенно заглядывает каждому в глаза, дескать, как дальше жить будем?
Все молчат. Будто ничего не слышат. Жалостливо смотрят на Бабича, как на человека, с которым стряслось несчастье. И которому можно кое-что простить.
Вскинув голову, безукоризненно четко, как в молодые годы на морском параде, Бабич выходит. Все-таки флотская выправка дает себя знать. Надо же — где пригодилась!
— Переходим к следующему вопросу, — говорю скорбно. Да, это только так и нужно было сказать. Несмотря на горе — разочаровались в товарище, — у нас еще есть силы продолжать общее дело. Нам, разумеется, сейчас очень тяжело, но работа есть работа. Это наш долг.
Второй вопрос повестки дня — о распределении жилплощади — решается быстро. По предложению директора квартиру дают мне, как остронуждающемуся и ввиду того, что ближайший претендент — Бабич «от квартиры отказался в крайне острых выражениях».
— Кроме того, — говорит директор, — у меня есть основания полагать, что мы даем квартиру сразу двум сотрудникам нашего коллектива. А? — поворачивается он к нам с Зиной.
Та, не придумав ничего лучшего, начинает смущаться. Довольно естественно. Аркашка, что-то сообразив, требует немедленного обмывания. Директор расчувствованно моргает белесыми ресничками. Изо всех сил стараюсь, чтобы мое лицо не изменилось. Не понимаю, зачем ему нужен наш союз? Зачем? Неужели только для того, чтобы иметь больше оснований для предоставления квартиры? Но в любом случае разочаровывать его сейчас не стоит. И вообще, пусть думают, что хотят. Продолжим наши игры.
— Понимаете, Василий Тихонович, — говорит директор, — вы на очереди не второй и не третий, а завтра на общем собрании мне придется доложить о всех причинах, на основании которых мы решили дать квартиру именно вам.
— В том числе и самую уважительную? — хихикает Аркашка.
— Ну, если это необходимо… Можете, конечно, сказать на собрании, но мне бы не хотелось раньше времени… Мало ли… Сглазят! — мило улыбаюсь своей шутке. О, это была улыбка! До сих пор чувство, будто проглотил какую-то гадость, а сделал вид, что конфетку съел. Они почему-то думают, что я смущаюсь. Ах-ах, как я вам всем благодарен! Я вам так благодарен, что готов… В общем, я понял, что готов ко многому.
Все разошлись, и нас в комнате трое — я да два моих неотступника. Тов. Ворох сидит, зажав сцепленные ладони коленями, и смотрит остановившимся взглядом в щелястый пол. В. Т. откровенно торжествует. Сижу за столом Бабича, не потому что нетерпение обуяло, просто ближе оказался. До своего стола мне не добраться.
«Но ведь это подло! — поднимает голову Тов. Ворох. — И нет другого слова».
«Не вижу ничего особенного, — В. Т. прохаживается по чуть поскрипывающим доскам. Впрочем, возможно, это не доски поскрипывают, а во мне что-то поскуливает. — И даже просто некрасивого здесь ничего нет. Мы помогли человеку, который нуждался в помощи. Этот человек — руководитель большого коллектива, много лет работает на предприятии. В чем дело? Не он ли предложил квартиру нуждающемуся, не он ли согласился помочь в творческих планах молодому конструктору? Какими бы ни были его мотивы, он делает добрые дела».