Выбрать главу

И помнил, где его могила.

— Вы живы? Что произошло?

В газете я читал заметку…

— Газета, знаете ль, трепло, —

Ответил он с усмешкой едкой.

— Но памятник могильный, но

Тот скульптор, с ним едва не драка…

Он удивился, — Вот смешно.

Тот самый! Надо же, однако…

И вдруг растаял, вдруг исчез,

Как будто и в помине не был,

Как призрак или, может, бес,

России роковая небыль.

А я остался наяву

Читать в газетах некрологи,

На ус наматывать молву

И сны разгадывать в итоге.

1978

«Про зиму: «Вновь снегами дарит»…»

Про зиму: «Вновь снегами дарит»,

Про осень: «Рыжая лиса

Метёт хвостом, ушами шарит,

С того и шелестят леса».

Как небо, поле, время года,

Бурлящей речки быстрота —

Так сокровенна и чиста

Родная речь в устах народа.

1974,

Курагино

А.И.Солженицыну

Услышишь русское словцо

Былой еще закваски,

И словно бы пахнёт в лицо

Дыханьем давней сказки.

Там лес дремучий до небес,

Изба на курьих лапах.

И вой: «Кого попутал бес.

Людской я слышу запах!»

Но воин славное копьё

Вознёс над силой адской:

«Молчи, проклятый! Не твоё!

Зазря зубами клацкай.

Над вашей злобой верх возьму,

Осилю все зароки,

Не век, видать, вам править тьму,

Уже подходят сроки».

А злоба тоже не слаба,

Палит огнём и ядом.

И смотрит страшная изба

Кровавым мутным взглядом.

Но не сдаётся богатырь.

Сражается отважно,

За ним России даль и ширь.

А с ней ему не страшно.

1976

«Далёкие тасую страны…»

Далёкие тасую страны,

Как фокусник колоду карт,

Смешав британские туманы

И монте-карловский азарт.

И перекинув мост Риальто

В Канберру или Веллингтон,

Я этим небывалым сальто

Ничуть в душе не удивлён.

Качусь, как перекати-поле —

Кто подберёт, куда прибьёт…

Резон ли перекатной голи

Загадывать что наперёд?

Чужая речь, чужие лица,

Чужой истории черты,

Былое чудится и снится,

Строкой ложится на листы.

Зато строке препоны нету,

И нет над нею топора,

Она летит по белу свету,

Куда несут её ветра.

И уши слушают чужие,

Как в горести глухонемой

Безумно сетует Россия,

Тоскуя по себе самой.

1978

«О, родные письмена…»

О, родные письмена!

Стройный лёт строки скрижальной.

Кто я вам? И чья вина?

Дай ответ, мой предок дальний.

В злом египетском плену,

На реках ли вавилонских,

В жалобах низкопоклонских

Мне искать твою вину?

Иль в повстанце древнем том,

Что за родину и веру

Встал стеной легионеру?

В пепле храма ли святом?

Или брошенного в ночь

Униженья и изгнанья

Осудить за все страданья?

В ступе злобы истолочь?

…А таинственную вязь

Не пойму без перевода…

Голос моего народа…

Где она — меж нами связь?

Но летят в лицо опять

Поношенья и угрозы…

Та же кровь и те же слёзы,

Та ж стезя — за пядью пядь…

1970,

Мордовия

Овидий

Все униженья выпиты до донышка,

Бушуй, ополоумев, понт Эвксинский,

Прочь уноси несчастное судёнышко

От роскоши, красы и славы римской!

Прочь уноси мой голос опозоренный,

Солёную латынь поэм гонимых —

Сияет в ней зовущий и лазоревый

Взор молодости, взор подруг любимых.

И в миг один всё стало дальним, прожитым,

Пугающим, из памяти нейдущим,

О, моря гром — с моим ты слился ропотом,

Как прошлое моё с моим грядущим!

О, грохочи, не умолкай — мне чудится —

Всё повторяешь тех поэм раскаты,

И значит, ничего не позабудется

В игре времён — ни строки, ни утраты…

1974

«Туман над заливом. Набрякли веки…»

Туман над заливом. Набрякли веки.

Чайки и лодки. Пляж. Деревца.

И всё бесконечно, и всё навеки,