— Если дойдёт до раздела имущества, встанет вопрос о том, с кем ты будешь жить, — продолжала другая мама. — Что скажешь?
— Ты ещё у него такое спрашивать будешь⁈ — вскочила на ноги баба Галя. — Лена!!!
Пашка же как-то съёжился и язык в жопу засунул. Вот натурально его словно судорогой свело: и язык, и всего Пашку в целом.
— Подумать бы тебе ещё раз хорошенько, Лена, — глядя в сторону, выдохнула дым тётка. — В полтинник почти в общеге остаться — ну такое себе позитивное решение. И куковать там одной.
— Мне сорок три, — напомнила другая мама.
— А ты думаешь, причёску поменяла, и кто-то на тебя, тётку-разведёнку с двумя бездельниками великовозрастными на шее, посмотрит? — зло припечатала её сестра. — Давай честно: он же не первый раз такое вычудил. Ты ведь понимаешь, что ни на какую вахту он не ездил три года назад. Я тебе говорила, что видела его в городе, ты слушать не хотела. И пустила обратно, как не в чём ни бывало. Он и сейчас перебесится. Я не понимаю, к чему теперь танцы с бубном.
— Дела! — выдохнул дед.
— Почему ты не говорила мне⁈ — возмутилась баба Галя. — Не ты ни говорила, не ты! — сверкнула она глазищами на вторую дочку.
— Потому что Леночка у нас всегда делает вид, что всё у неё в порядке, — скривилась тётя Марина. — Мне зачем в это лезть?
— Ну не при ребёнке! — стукнул вдруг кулаком по столу дед, и все вздрогнули. — Павлик, иди в свою комнату!
— Он останется, — спокойно, но как-то властно возразила другая мама, хотя сам Пашка с превеликим удовольствием на этот раз деда бы послушал. — Это касается его в первую очередь. С кем ты хочешь жить? — повторила вопрос она.
— Не с отцом! — выпалил Пашка, и это была правда. С отцом он жить точно не хотел. Но и с этой другой мамой тоже.
— А сейчас, пока мы будем улаживать вопрос? — продолжала она. — Ты поедешь к тёте Марине, к дедушке и бабушке, или останешься дома?
Пашка затравленно поглядел на закипающую бабку, смурного деда и склочную тётку. Потом на чужую, совершенно незнакомую женщину, внешне немного походящую на его скандалистку-мать.
Захотелось вырубить их к ебеням собачьим и свалить отсюда на фиг туда, где на шестнадцатилетних мальчиков не вешают ответственность за настоящий, и, похоже, совершенно бесповоротный развод. Захотелось даже вернуться туда, где самым серьёзным вопросом, который могли задать ему предки, была просьба предъявить школьный табель.
Захотелось перестать быть богом и снова стать никому не интересным маленьким Павликом, которому только и надо было пережить завтрашний школьный день.
В кармане завибрировал телефон.
Другая мама ждала какой-то ответ.
Глава 17
Вымагатели
Кое-как Пашка изъявил желание оставаться дома в любом случае. Перспектива жить с тёткой или у бабушки вымораживала. Хотя и отсюда больше всего хотелось свалить, особенно когда все таращились, а тётка с бабкой притом ещё и закатывали глаза. Не понимали нежданной демократии другой мамы.
Вообще, походу, сегодня поверят, что её инопланетяне похитили на фиг, и заменили на левую. Очень уж странно себя вела.
Пашка уже всерьёз подумывал завершить своё участие в семейном совете с помощью приложухи, когда мать смилостивилась.
Господи, да что же они привязались к нему⁈ Зачем втягивают во всё это⁈ Дед абсолютно прав, Павлику лучше пойти в свою, блин, комнату!
Другая мама не в курсе, что ему шестнадцать⁈ Он должен думать о том, как окончить школу, о бабах, о летних каникулах. Максимум — о привольной божественной жизни! А не о разводе предков и их ссорах, и уж точно не о том, что из-за этого семья может оказаться в общежитии!
Спрятавшись, наконец, в комнате, Пашка обнаружил две «G» на боку, «икс», перевёрнутый «игрек» и дракона.
Он злился. Злился просто до икоты, предпочитая адресовать это чувство другой маме, чтобы оградить от него себя.
Гнал кошмарную, ядовитую мысль «что же я натворил?» прочь, как только мог. Они сами, сами жили неправильно! Сами создали дебильную, неправильную семью! Нечего теперь перекладывать… будто это он… будто Пашка всё разрушил, и теперь… Батя сам заводил любовниц! А мать закрывала глаза!
Какого фига он должен принимать решения⁈
Самым же паскудным было то, что другая мама вовсе не обвиняла в чём-либо Пашку. И вовсе не требовала от него решений касательно развода, только окольных каких-то решений, тех, по которым было видно, что нажатые им в телефоне кнопки привели к полному пиздецу.
Пашка пнул ногой стул, и перепуганный Стержень, опять намылившийся ластиться, сдрыстнул под шифоньер.
Пашка не имеет отношения ко всему этому трешу, он в нём не виноват!