Ситуация перед русской революцией напоминает ситуацию перед Французской революцией 1789 года. Те же тайные общества, транслирующие антимонархические и гуманистические настроения. На сцене те же глупые помазанники Божьи, которые не только не видели разворачивающейся у них под носом беды, они ее одобряли. Людовик XVI был в восторге от американской революции и открыто симпатизировал гуманизму, который впоследствии отрубил ему голову. Николай II не особо противился революции 1905 года (что видно из его действий) и сочувствовал социализму, который вскоре расстреляет его вместе с семьей. Были те же кромвели с руками по локоть в крови, так же казнящие русских монархов, как до этого казнили европейских.
Предреволюционных монархов при всем желании нельзя назвать дальновидными и умными. Они видели и оценивали происходящие события глазами заурядного обывателя. Им нравились эмоции, порождаемые словами о свободе и равенстве. Они абсолютно не понимали, во что это выльется для них. Они были против чумы, но симпатизировали возбудителям чумы. Это были подслеповатые бычки, которых вели на убой не с помощью натуральной морковки, а с помощью морковных образов.
В 1917 году к власти в России приходят коммунисты. Казалось, игра сделана. Какая разница, под каким соусом в России установят демократию? Главное, что, если на смену православию и монархии придут гуманизм и демократия, постоянной власти конец. При временной власти Банк оказывался единственным центром силы — постоянной властью.
Чтобы не смущать русских иностранными словами, демократию переименовывают в народовластие. Русское ухо слышит в этом что-то справедливое и родное, настоящее. Но хрен редьки не слаще. Как ни назови временную власть, она в любом случае временная.
Сначала большевики принимают демократию за чистую монету. Но когда начались выборы в местные Советы, они увидели, что побеждают на них или политические конкуренты — меньшевики, эсеры, кадеты и прочие революционные партии, или местные богатеи. Причина такой ситуации прозрачная — на выборах побеждают или те, кто лучше организован, или у кого есть деньги на организацию предвыборной кампании. Народ, который по демократической теории должен в лице своих представителей оказаться у власти, не может там оказаться в силу природы общества и человека.
Когда большевики увидели, что демократическая теория суть лукавство, они ставят крест на народовластии и объявляют монополию на власть. Не для того они за власть боролись, чтобы отдать ее конкурентам или деньгам (если смотреть шире — Банку).
Всенародные выборы власти при коммунистах превращаются в ритуал, шоу для масс. На центральную власть и ее политику результаты этих выборов никак не влияли. Люди могли прийти к низовой власти, которая больше была декорацией, чем властью, но и на этом уровне все контролировалось. Право выдвинуть свою кандидатуру получал только тот, кто был угоден власти. Кто не угоден, того не допускали участвовать в выборах.
Если случался недосмотр и в числе кандидатов оказывался неугодный, все решалось через правильный подсчет голосов. Как говорил Сталин, на выборах побеждает не тот, за кого голосуют, а тот, кто подсчитывает голоса. (Правда, говорил он это про западные демократии, как бы оправдывая отказ СССР от прямых всенародных выборов.)
Революция не распылила в России власть и не сделала ее временной, а наоборот, она ее еще больше сконцентрировала и добавила гарантии постоянства. Если при монархии власть переходила по крови, и тут были варианты, какого кандидата на трон поддержать, то при власти большевиков вариантов не было. Компартия была единственной властью.
На русском троне оказался монарх нового типа — идейная организация. Это было не то, что сегодня называют политической партией. Сегодня партия — это обычный бизнес. Люди идут туда не для реализации идеи (по причине ее отсутствия), а ради личной выгоды.
В компартию люди собирались для достижения идеи — построения коммунизма. Потом, когда идея превратится в лозунг, у партии начнутся большие проблемы. Но на тот момент партия соответствовала духу времени и уровню развития общества. Это была невероятно эффективная машина, аналога которой на тот момент не было в мире.
Демократические партии Запада состояли из обычных энергичных организаторов, искавших власти ради понятных целей — земных благ и тщеславия. Их лидеры смотрели на свою деятельность точно так же, как революционные принцы типа упомянутого Бараса. Победу на выборах они считали удачей, которой собирались наслаждаться.
Их мировоззренческий масштаб был таким же, как и у Людовика XV: «После меня хоть потоп». Чтобы убедиться в этом, достаточно почитать их речи — сплошные эмоции. Кромвель лил воду по текущему моменту. Робеспьер изливался бытоустроительным мечтаниям и благоглупостям. Наполеон был хороший солдат, но это все. Все они были понятные фигуры, шедшие за морковками — тщеславием и корыстными интересами.
Русские кромвели принципиально отличались от своих западных коллег. Во-первых, они мыслили в мировоззренческом масштабе — пытались понять, что есть мир и какие из этого следуют выводы. Они стремились жить сообразно учению Маркса, а не Христа. И если учение запрещало средства производства в частной собственности, они этот запрет распространяли абсолютно на все. Например, в первые годы советской власти проводился социальный эксперимент по обобществлению женщин. Основание идейное — она средство производства, как земля. Сажаешь в нее семя, и она производит плод.
Из миропонимания коммунистов вытекало, что строить коммунизм в одной стране так же глупо, как спасать каюту на тонущем судне. Нужно или спасать весь корабль, или вовсе не заниматься спасением. Отсюда вытекала идея мировой революции.
Коммунисты хотели не просто власти над миром, как, например, Наполеон. Они хотели построить новый мир. Так как базисом, по Марксу, являются производственные отношения, новый мир нужно было строить на новой экономике. Для этого нужно было сделать главное — сменить экономику на банковском проценте плановой экономикой.
В рамках реализации этой концепции русские коммунисты планируют объединить природные ресурсы самой огромной страны на планете, России, с техническим и научным потенциалом Германии. Для этого нужно, чтобы к власти в Германии пришли немецкие коммунисты. Лев Троцкий предлагает всю мощь Красной армии бросить на помощь немецким товарищам. Объединение континентальной массы России с техническим гением Германии порождало монстра, которому никто в мире не мог противостоять.
Для Банка возникает реальная угроза. Если Россия и Германия объединяются, это означает, что Европа становится коммунистической. В такой Европе Банку нет места, как аристократам не было места в мире Робеспьера. Международная торговля оказывается под контролем коммунистов, что катастрофически подрывает мировое могущество Банка.
ГЛАВА IV
Восстановление
Военное столкновение России и Германии решало сразу две проблемы. Во-первых, Вторая мировая война давала недостающее золото. Во-вторых, коммунистическая угроза прекращала существовать. Трумен, будущий президент Америки, говорит, что Россию с Германией необходимо столкнуть, чтобы они поубивали друг друга.
В рамках этой инициативы нужно, во-первых, не допустить коммунистов к власти в Германии. Для решения этой задачи понадобится немецкий кромвель. Адольф Гитлер, одиозная, истеричная, фанатичная фигура, выдвигается на эту роль. Под него создают партию, нацеленную не пустить коммунистов к власти. По приходе к власти уничтожить компартию Германии.
Как тут не вспомнить ранее сделанное утверждение, что деньги могут оживить даже самую убогую идею. Кто читал «Майн Кампф», тот видел идейную «глубину» гитлеровских идей. Пустые эмоциональные рассуждения обывателя, расшумевшегося на кухне по причине излишне выпитого пива. Но туда вкачали гигантские деньги, и умнейшие люди Германии в несусветной глупости вождя вдруг стали видеть мессианские смыслы…