Потом самые умные построили железную дорогу и встали на нее локомотивом. Эту дорогу назвали столбовой дорогой человечества. Кто вставал на нее, тот в самом лучшем случае мог быть вторым. Потому что первым шел тот, кто первым встал на рельсы.
В теории можно было бы построить вторую железную дорогу и быть на ней первым. Но первым в сухопутном забеге все равно оставался бы передовой локомотив, потому что за время строительства второй дороги он бы еще дальше уехал. Так что как ни крути, а по берегу никак не догнать лидера. Но если срезать путь по морю, всех можно обогнать.
Нужно строить не вторую железную дорогу, а судно. Пока Россия не откажется от логики догоняющего развития, она останется вагоном, прицепленным к локомотиву. По природе вещей вагон, чтобы обогнать локомотив, должен сойти с рельс, что означает катастрофу. Так что вагон всегда будет в лучшем случае вторым (в 2015 году он девятый).
Как медведь не стремится догонять певчих птиц в хореографии, ибо туг на ухо и не поет, а ревет, так России не стоит пытаться догнать французов в сфере моды, немцев в области автомобилестроения, а арабов в выращивании арабских скакунов. Русские автомобилестроители, виноделы, коневоды и модельеры никогда не догонят своих зарубежных коллег. Можно купить сырье, технологии и специалистов. Но нельзя купить культуру, главный ингредиент любого дела. Ее можно только вырастить за века и поколения. Но если даже Россия решит на этом сосредоточиться, те, кто впереди, за это время уйдут еще дальше. Так что или признавать второе место, или выбирать иной путь.
Делают французы вино или женское белье лучше всех, ну и пусть дальше делают. Выращивают арабы скакунов лучше всех, пусть выращивают. Создают немцы лучшие автомобили — и отлично, пожелаем им успехов. А сами будем искать свою нишу.
Современная Россия в некотором смысле подобна древнему Израилю. Пока он шел в военном направлении, несмотря на все усилия, был в хвосте мира. Ситуация кардинально изменилась, когда Израиль переосмыслил ситуацию и вышел в другую плоскость. Пока Россия не видит иной перспективы, кроме как катиться по уже проложенным рельсам, она в лучшем случае будет дышать в затылок тому, кто их положил и покатился по ним первым.
Последние становятся первыми не благодаря соответствию шаблонам, а благодаря нарушению шаблонов. Логика трехмерного мира для разворачивающейся ситуации не годилась еще со времен СССР. Россия должна оперировать логикой наступающего будущего, а не уходящего прошлого. Для этого нужно отказаться от традиционного социального, политического и экономического мышления, уйти от всех шаблонов, подвергнуть ревизии все ценности и мыслить в измерении будущего.
Запад подобен огромному судну, которое своим весом продавливает воду, делая после себя огромный водный коридор, по бокам которого стена воды — кильватер. Всем идущим в этом коридоре невозможно выйти за границы водных стен, создающих коридор.
Чтобы обогнать судно, первым делом нужно выйти из кильватера — отстать от передового судна. И только потом, оказавшись на ровной воде, совершить обгон. Пока Россия в кильватере Запада, обгон технически невозможен. С учетом, что Запад увеличивает скорость, глубина коридора будет увеличиваться. Однажды его стены обрушатся на Россию и утопят ее.
Маяковскому хотелось, задрав штаны, бежать за комсомолом. Россия хочется бежать за Западом с энергичностью Маяковского. Но все перевернется, если эта охота пройдет. Первое время в воздухе повиснет вопрос — а на что же теперь ориентироваться? За века мы привыкли к ориентации на Запад. Оставшись без него, кажется, попадем в прострацию…
Россия в некотором смысле в положении больного алкоголизмом человека, который отказывается признавать свою проблему. Он уверяет себя и окружающих, что может бросить пить, как только захочет. А не бросает, потому что не хочет. И продолжает пить.
Он опускается все ниже и ниже. И однажды достигает дна. На этом рубеже все делятся на два типа людей. Одни прилипают к дну, где их заносит илом. Другие приходят к мысли о лечении. Но пока дно не было достигнуто, им не от чего было оттолкнуться.
России длительное время не от чего было оттолкнуться. Сначала православная идея не позволяла ей оценить складывающуюся вокруг нее новую мировую реальность. Потом коммунистическая идея, суть то же христианство с равенством и братством, но без Бога.
Идеи оказывали России медвежью услугу. С одной стороны, они давали ей силы. С другой стороны, были гирей на ее ноге, заставляя реагировать на вызовы истории не так, как было бы эффективно по ситуации, а всегда компромиссно — с учетом идеи.
Когда Россия осталась без идей, она упала в другую крайность — в роли идеи начали выступать инстинкты и оставшиеся от прошлого шаблоны. Началось свободное падение. Банановая экономика и бессмысленность жизни способствовали ускорению процесса.
Благодаря нефтяным бананам и абсолютной бесцельности Россия достигла дна. Теперь перед ней две перспективы — или ее занесет ил истории, или она оттолкнется от дна и пойдет верх. Осталось определиться — куда толкаться?
Чтобы ответить на этот вопрос, России для начала нужно сесть на пенек и съесть пирожок. Сесть на пенек — это проанализировать ситуацию с чистого листа, отбросив все идеологии. Съесть пирожок — это определить свою стратегическую цель.
ГЛАВА V
Дуализм
Как человек состоит из материального тела и нематериальной личности, так страна состоит из материальной территории со всеми ее активами и идеальной части (не в том смысле, что по качеству идеальная, а в смысле, что из платоновского мира идей).
Природа части предопределяет природу ее цели. Цель материального объекта всегда материальна. В первую очередь тело бежит от смерти; во вторую насыщает инстинкты. Чем больше силы, тем больше шансов достичь цели. Следовательно, тело стремится к силе. Сила волка — в зубах, зайца — в ногах (чем быстрее бегает, тем больше шансов выжить). У каждого свое понятие силы. У мужчин сила в одном, у женщины в другом. Что может сделать одна женщина, не может сделать стотысячная армия. Но несомненно одно — все ищут силы, чтобы насыщать свои желания. В этом смысле тело человека ничем не отличается от животного — оно хочет всего того же самого с поправкой на культуру.
Цель личности всегда идеальна. В первую очередь личность стремится к знаниям. Во вторую — к достижению целей, вытекающих из знаний. Реализация знаний часто требует силы нематериального формата — воли, потому что осмысленная цель часто противоречит желаниям тела. Чем больше воли, тем больше шансов достигнуть цели.
Перекладываю эту зарисовку на государство. Государство — небиологическая форма жизни. Его тело — территория и материальные ресурсы. Как и всякое тело, оно в первую очередь убегает от смерти и ищет насыщения своей природы. Чем больше у него силы, тем больше шансов, что его не раздавят соседи и его желания будут удовлетворены.
Сила государства — материальные ресурсы. Все остальное — следствие. Если есть материальный ресурс, можно привлечь на службу творческий, интеллектуальный и прочие ресурсы. Яркое доказательство — США. Материальный ресурс позволяет стягивать в себя необходимый нематериальный ресурс и в итоге быть впереди планеты всей.
Личностью государства, образно говоря, его душой, является институт — носитель идеи. Носитель может быть религиозным и светским, но его цель всегда идеальна. Он стремится к тому, чего нет в земном мире, что выводится из охвата и понимания целого мира.
Как одно тело неполноценно без личности, так одна личность неполноценна без тела (до конца непонятно, личность вообще может существовать вне тела или нет). Синтез тела и личности (государства и идеи) дает наибольший эффект. Но реализуется этот эффект, когда обе половины целого придерживаются принципа «кесарю кесарево, а Богу божье». Это означает, что каждый стремится к цели, соответствующей его природе, не пытаясь доминировать одновременно сразу в обеих областях — и в материальной, и в идеальной.
В этой парадигме самая эффективная модель рождается, когда государство стремится к своей цели, а душа государства, его религиозный или светский институт, стремится к своей цели, и никто не пытается использовать другого для достижения своей цели. Когда государство не использует, например, церковь для решения государственных вопросов, а церковь, если у нее есть такая возможность, не пытается использовать государство для достижения своих нематериальных целей (например, обращения народа силой в веру).