Опыт удался. Залитая водой перчатка, похожая на связку сосисок, легко погрузилась в расплав и сразу побелела, покрывшись коркой застывшего парафина. Я осторожно вылил из затвердевшей перчатки воду и погасил горелку. Потом я обернулся к Ане и не узнал ее. Она пристально смотрела на меня тем взглядом сверху, который обычно только временами мелькал в ее глазах, ее сжатые губы побелели, лицо было напряженно-внимательным, как у бегуна за секунду до старта. Она молча поднялась и шагнула к двери.
- Анна Михайловна, туфля! - опомнился я.
Аня вернулась, села, взяла из моих рук туфлю, машинально надела ее и опять посмотрела на меня, но уже обычным взглядом.
- Вот что, Алеша, если хочешь со мной работать, как говорил, приходи завтра прямо ко мне. Мы с тобой, кажется, сможем проткнуть землю не то что на сорок, а на Все две тысячи девятьсот километров!
- Почему только на две тысячи девятьсот?
- А ты уже обрадовался? Глубже, дружок, идет жидкое ядро. - Она засмеялась и ушла.
Я остался в лаборатории взбудораженный и счастливый. Еще бы! На моих глазах Аня придумала что-то новое, необычайное. Она нашла решение, казалось бы, неразрешимой задачи. Какое?
- Что здесь делала Щеглова? - спросил вошедший Сергеев.
- Я подклеивал ей набойку.
- А перчатку ты ей не показывал? Неплохо у тебя получилось, рука что надо, - продолжал он, пряча перчатку в коробку из-под конфет.
- А разве это был секрет? Я не скрывал ничего, она мне ее даже делать помогала.
- Помогала? - Сергеев ахнул. - Вот проси таких! Ты же мне всю игру испортил, это должен был быть сюрприз, я ей хотел вместе с общим подарком подсунуть это как бы от имени одного парня, будто он к ней сватается. Вот сердце, - он вынул из коробки флакончик из-под духов в виде сердечка, - а это рука. Понял теперь? Хотя ладно, потеха будет все равно. - Он закрыл коробку и пошел к двери.
Я догнал его.
- Отдайте перчатку! Вы... не имеете права!
Выходило, что я стал соучастником в грубой выходке против Ани Щегловой, в шутке, которая в ту пору показалась мне чуть ли не преступлением.
- Ты что, очумел? - процедил он, схватив меня свободной рукой за ворот.
Силы были слишком неравны. Он оттолкнул меня и вышел из лаборатории.
На улице светило солнце. Я отворачивался от празднично одетых женщин с мимозами в руках.
Все рухнуло. Мысль о встрече с Аней, которая, конечно, уже считала меня предателем, была невыносимой.
Может быть, этот нелепый случай определил мою судьбу, и, хотя меня интересовало горное дело, я поступил в машиностроительный институт.
Прошло девять лет. Я работал конструктором в большом бюро. Старая привязанность к химии подсказала мне несколько необычную идею отвода алюминиевой стружки в автоматическом цехе, который мы проектировали.
Речь шла о системе каналов, которые следовало заполнить жидкостью с удельным весом, превышавшим удельный вес алюминия. В такой жидкости стружка плавала бы, и тогда проблема ее отвода решалась бы легко.
Я вспомнил, что недавно читал об аквалите, или каменной воде, необычайно тяжелой нейтральной жидкости. Она-то и могла бы нам подойти.
Завод, изготовлявший аквалит, находился недалеко от Тулы. Мне пришлось порядком помотаться в автобусах, пока я добрался до него. Наконец я оказался в крошечном поселке, лежавшем на берегу озера среди лесистых холмов. Издали были видны оплетенные трубами металлоконструкции и башни завода.
Меня встретили приветливо. Молодой сотрудник провел меня по заводу.
Аквалит был кремнийорганическим соединением. Внешне он напоминал воду, но был настолько тяжел, что в нем спокойно плавали стекло и камень. Это мне провожатый продемонстрировал в лаборатории с серьезностью школьного учителя. Плотность аквалита 2,8 меня вполне устраивала.
Удовлетворенный, я записал нужные данные и отправился на автобусную остановку.
Там было пусто. Шедшая мимо женщина участливо посмотрела на меня. Я понял значение ее взгляда, пробежав висевшее под навесом расписание: автобус придет через два с половиной часа.
- Вам в Тулу надо, да? - сказала она, остановившись. - Вы бы на скважину пошли, оттуда автобус ходит в шесть часов. Тут недалеко, лесом пять километров, все по трубе да по трубе. К шести поспеете.
- А что там за скважина? - поинтересовался я.
- Как же вы не знаете? Скважина очень известная, Академии наук. Завод наш специально для ее снабжения строили. Теперь-то завод развернулся, и аквалит стали обогатительные фабрики брать, а года два назад мы только на Щеглову и работали. Она начальником там... Метод у нее новый, глубины достигла то ли тридцать пять километров, то ли сорок пять.
- "Проект-сорок"! - вырвалось у меня.
- Что, что? - не поняла женщина.
- Нет, ничего. Просто я хотел спросить, как же мне пройти на эту скважину.
Я шел нерасхоженной тропкой по просеке. Полузаросшая травой неровная грядка земли, тянувшаяся рядом, обозначала засыпанную траншею трубопровода. Вокруг шумел лес. Кусты орешника путались под ногами дубов, и те гладили их ветвями по головам, как взрослые малышей.
Меня обступили воспоминания. Первый раз в жизни память заставила меня обернуться не затем, чтобы показать приятное. Ее упрек был прям и горек. В первый раз я почувствовал непоправимость шагов, которые мы так легко делаем на развилках дорог, забывая, что по тропе жизни можно идти только вперед.
Мое былое пристрастие сейчас предстало передо мной не как детское увлечение, а как призвание, которому я изменил. Кто знает, если бы я не занялся тогда злополучной перчаткой, все бы могло сложиться иначе и в "проекте-40" была бы доля и моего труда. Я проклинал Сергеева за дурацкую выдумку, проклинал себя за то, что вовремя не решился попросить прощения.