— Тогда стоит привлечь вертолёт? — Парень развёл руками. — Какие-нибудь локаторы?
— Какой вертолёт, какие локаторы? — Мужчина с грустным смешком посмотрел на Электроника. — Мальчик, ты серьёзно считаешь, что ради трёх пионеров, КГБ будет поднимать вертолёты?
— Люди всё-таки.
— Сейчас не то время, чтобы ради трёх подростков срывать с постов боевые машины.
— Что нам делать? — Влилась в разговор Женя.
— Не знаю, — Коршаков натянул фуражку на глаза. — Расскажите мне ещё раз о лагере, об этих троих. Чем они занимались, о чём говорили, что планировали?
— Да я толком и не знаю, — девочка пожала плечами. — Лена в бадминтонную секцию хотела, прям мечтала о ней, разговаривала мало. Правда, с Семёном вела себя более уверено, чем с остальными.
— Не говори о них так, будто их уже нет, — поправил её Коршаков. — Почему: «Мечтала», «Разговаривала»? Она и сейчас мечтать может.
— Алиса? — Женя задумалась. — Она — бедствие нашего лагеря на пару с Ульянкой. Тоже за Семёном бегала, но, в отличии от Лены, постоянно его донимала, пыталась как-то подколоть.
— Я тебе что сказал? — Чекист поднял фуражку с лица. — Они ещё живы, говори о них в настоящем времени.
— Семён… — Пионерка будто не слушала Коршакова. — Этот вообще странным был — в первый день бегал по лагерю с ошалелыми глазами, кидался на всех, бессвязно что-то бормотал. И, главное, на протяжении всей недели что-то вынюхивал, задавал глупые вопросы. Немудрено, что они с Леной сдружились, она такая же была.
— Хватит! — Неожиданно закричал Коршаков. — «Был», «была», — они живы! Тебе ясно?! Они ещё не погибли!
Подбородок у Жени затрясся, глаза начали наполняться слезами, голос задрожал, но девочка держала себя в руках из последних сил.
— Откуда вы знаете? Вы не можете быть уверены!
— Я знаю всё! — Чекист поднялся с земли. — Я во всём уверен! У меня профессия такая — всё знать и быть уверенным!
Оставшееся время до утра просидели молча, никто не спал. У каждого в голове витали мысли о судьбе пропавших. До этого никто как-то не задумывался об этом, но теперь, после стольких дней, мало у кого теплилась надежда на хороший конец.
Сценарии у каждого были свои. Особенно ужасными они были в голове Ольги Дмитриевны, которая последние дни вместе с поисковым отрядом кинологов обшарила весь лес. В мыслях вожатой пионеры зверски разодраны дикими зверями или заживо похороненными в каких-нибудь пещерах.
Большинство пионеров, которые общались с беглецами, считают, что те погибли от голода или жажды. Версий было много, но официально лагерь признал пропавших ребят мёртвыми.
Ульяна заперлась в домике и никого к себе не впускала, несколько дней она даже не ела, всё время твердила об Алисе и о том, что та должна скоро вернуться. Многие начали бояться, что девочка замкнётся и сделает себе что-то плохое.
Сильнее Ульяны убивалась Мику — она долго и громко рыдала, не появлялась в своём кружке и даже соорудила Лене и Семёну алтарь у себя в доме. Шурик старался успокоить её, но сам был крайне подавлен случившимся.
Один лишь Коршаков до последнего верил, что они живы и не переставал надеяться и искать…
***
Вокруг всё шумело: громкие голоса, смех, шум мотора, топот сапог, из стареньких колонок доносилось знакомое: «Взвейтесь кострами». Я продолжал держать глаза закрытыми и никак не хотел их открывать.
Все, решился. Солнце резко ослепило, я стоял посреди толпы на какой-то площади, вокруг пестрили красные галстуки, флаги, множество разноцветных шариков, плакатов. Недалеко от нас стояли автобусы и вовсю пыхтели, готовые куда-то отбывать.
Я собирался пойти к автобусам, но меня кто-то схватил за руку и настойчиво не отпускал. Когда я повернулся, то удивился, потому что обнаружил перед собой Лену; она была в коричневой школьной форме, в руках держала портфель того же цвета, в волосы у неё вплетены белые банты, а на шее, как всегда, крепко повязан красный пионерский галстук.
— Семён! — Она крепок обняла меня. — Ты куда? Нам в другой автобус.
— Какой? Куда? Где? — Я совершенно потерялся. — Где мы?
— Ты что?! — Лена игриво стукнула меня по лбу. — Сегодня же каникулы начались, мы в лагерь едем!
— Какие каникулы? Какой лагерь? — Я испуганно оглядывался по сторонам.
— Каникулы — летние, лагерь — пионерский. «Совёнок» называется, — Лена засмеялась. — Мне путёвка пришла.
— Какая путёвка?! — Я разглядывал радостные лица пионеров. — Мы ведь застряли в том чёртовом подземелье!
— В каком подземелье? — Девочка испуганно посмотрела на меня. — Ты меня пугаешь, Сём. Ты, что, перегрелся?
— Хорошо, — я насторожено взял её за руку. — Куда идти?
— Бежим!
Лена бегом потащила меня через толпу пионеров, расталкивая всех подряд, она вывела меня к красному «Икарусу», на стекле красовался номер маршрута «410». От неожиданности и испуга я резко затормозил и чуть не свалил Лену с ног.
Неожиданно из-за «Икаруса» выскочила Алиса, она так же была облачена в школьную форму, но в отличии от формы Лены, та была чёрной и без белого кружевного воротничка, а также без красного галстука и бантов.
— Что? — Спросила Двачевская вечно уверенным тоном. — Готовы?
— Конечно, — Лена кивнула головой.
— Смотри за своим Семёном внимательней, — Алиса подмигнула мне. — А то с кем целоваться за гаражами будешь?
— Алиса… — Пионерка смутилась и устремила взгляд в землю. — Что ты такое говоришь?
— Чего такого? — Двачевская пожала плечами. — Думаешь, я не знаю?
Неожиданно толпа замолчала, музыку приглушили. На небольшую импровизированную сцену, которую я сперва не заметил, взобралась полноватая и неуклюжая женщина лет сорока с крашеными рыжими волосами, броской косметикой и не очень приятным голосом.
— Дорогие пионеры! — Начала она в мегафон. — Сегодня вы с чувством выполненного долга отправляетесь на заслуженный отдых, на прекрасные и незабываемые летние каникулы!
— Ага, конечно, — сплюнула Алиса.
— Вы на целый месяц покидаете родные дома, родителей, друзей. Но запомните: вы все давали клятву пионера, клялись в верности своим товарищам, родным, клялись Владимиру Ильичу и Советской родине. Так не запятнайте свою честь, покажите себя с самой хорошей стороны.
Затем женщина снова неуклюже слезла с постамента и куда-то удалилась, музыка вновь заиграла громче. Вокруг «410» скопилось много народу, но водителя ещё не было, потому мы втроём выбрались из плотного кольца окруживших нас пионеров и свободно вздохнули.
— Я что-то совсем ничего не понимаю, — в голове витало огромное количество мыслей. — Лена, неужели ты не помнишь? Поход, овраг, лес?
— Ты о чём, Сём? — Она приложила ладонь к моему лбу. — Тебе воды принести?
— Алиса, — я перевёл взгляд на Двачевскую. — Водка, встреча в доме, болота?
— Водку я помню, — девочка блаженно закатила глаза. — Вчера с парнями накатила, зато всё остальное…
— Вы, что, с ума сошли?! — Я закричал и сжал, что есть силы, глаза.
Неожиданно всё затихло, в лицо ударил холодный ветер, послышался шелест листьев. Я открыл глаза. Пустота, разрушенные дома, заржавевшие автобусы, повалившийся памятник Ленина, порванные красные флаги и пробирающий до костей ветер.
Лена и Алиса стояли от меня в нескольких метрах, на их лицах виднелось разочарование, боль, ненависть, и выглядели они неживыми.
— Лена! — Закричал я через всю площадь. — Пожалуйста! Вернись!
— Ты всё сломал, Семён, — она прошептала эти слова, но я отчётливо их услышал.— Как ты можешь просить меня о таком?
— Мне плевать на всё! — Снова закричал я. — На лагерь, на мою никчёмную жизнь, на пионеров! Но не на тебя!
— Ты всё сломал, Семён, — снова повторила она. — Даже если бы я захотела, я не смогла бы вернуться.
— Тогда я сам пойду к тебе!
Я двинулся вперёд, но с каждым шагом ноги передвигались медленнее, дышать становилось тяжелее, я буквально чувствовал, как каждая клетка моего тела перестаёт жить.