И всё шло к тому, что я когда-нибудь ошибусь и меня закидают спеллами и вдавят келемитовой башкой в грунт но тут выяснилась, что у гусенички всё-таки есть уязвимость и эта уязвимость весьма существенная. У гусенички практически не было никакой защиты от мелких волосяных кровососущих паразитов вроде вшей, роль которых прекрасно исполнял Шнырь. Никакой крови он, естественно, не пил, тем более, что цвет у этой крови был слишком уж зелёный но бегал он между волосками весьма уверенно и, хоть и не сразу, но отыскал те места между хитиновыми пластинами, под которыми пролегали какие-то нервные коммуникации повреждения которых вызывало у гусенички двухсекундную судорогу сквозь всё тело с неконтролируемыми изгибаниями всей туши и мотыляния головы во всех возможных направлениях. Естественно, спеллы генерируемые головой в это время летели куда угодно кроме как в меня.
Теперь у меня есть две секунды для атаки через каждые минуту — две. Сначала пробовал закидывать его стрелами но только стрела, даже разрывная, не приносила ему проблем больше, чем мне принёс бы чирей на заднице. Потом мы стали поступать хитрее. Шнырь начал не только бегать между волосинками но и сбривать их, открывая, тем самым, возможность мне приблизиться, что бы воткнуть в нерв что-нибудь такое, сквозь чего он уже не прорастёт заново. Стало получаться лучше и время судорог увеличилось секунд до десяти после чего нерв находил обходные пути для восстановления. Не нужно было мне концентрироваться на больших инструментах, гораздо полезнее обратить внимание на ядовитые. Такие инструменты работали меньше, секунд пять но через каждые двадцать — тридцать секунд их действие спонтанно возобновлялось совершенно самостоятельно. Дошли до того, что гусеничка половину времени пыталась прибить меня а половину её били судороги. Подобраться в это время к зверушке было совершенно нереально. Патовая ситуация. Она мне не может сделать почти ничего но и я мало что мог ей повредить. И когда эта нехитрая истина дошла не только до меня но и до неё, она изменила тактику. Гусеничка стала бороться с паразитом, в смысле, со Шнырём.
Попробовала сворачиваться в спираль, как это умеют только гусеницы, и вращаться пытаясь зажать и перемолоть Шныря между складками своего тела. Тут я за пета был спокоен. Если останется хоть какая-нибудь щелочка между хитиновыми пластинами, Шнырь туда просочится без проблем. Я в это время тоже не скучал и обеспечил своему пету очень много щелочек в бронепластинах, чему он, кстати, не сильно то и обрадовался. Кроме щелочек там образовалось много зелёного жидкого дерьма, купаться в котором, Шнырю не сильно то и хотелось.
Патовая ситуация не нравилась не только мне но и зверушке. И тут, надо сказать, она не очень умно решила справиться с донимающим его паразитом. Раздавить его башкой на собственном теле, теоретически, было бы возможно, если бы данному действию не мешали периодические судороги всего тела, которые сбивали точность и силу удара. На точность ещё влияла частичное облысение самой гусенички от действий Шныря да и собственные трения и вращения тоже стёрли некоторое количество чувствительных шерстинок. Из примерно дюжины ударов, Шныря реально могли достать только два а ещё три удара, скажем так, были проведены излишне сильно. Один, так вообще привёл к значительной вмятине в теле, что вызвало паралич зверушки секунд на двадцать. Не знал, что такое вообще может быть и потому я бездарно просрал секунд семь полезного времени. А ведь мог бы ещё парочку клинков вставить куда надо. Но и так неплохо получилось. Шныря с поля удаляем и приступаем к метательным упражнениям. Теперь это возможно да и молоток долго летать за мной не будет. Не так уж и часто приходилось уходить от ответных атак. Ну а пока молоток летает в поисках меня, можно и «косой фаланги» нанести пару глубоких резаных. Хорошее оружие. Раны от него получаются большими и глубокими. Такие быстро не заживают. А когда зверушка стала совсем уж бледно выглядеть, можно и башку ей почти отделить от тела, благо оно там сужается. А потом этой косой можно и вдоль всего тела провести, что бы она и не думала выздоравливать. Всё-таки, грязная это работа — борьба с гусеницами, столько зелёной жижи … а уж в подгоревшем виде, она ещё и воняет. Стал больше уважать воробьёв.