Соня Москвина сидела с двумя переростками, которых я тоже видел впервые. Один из них, широкоплечий, со светлыми глазами и наголо остриженной головой, усердно кушал. Другой, кудрявый, с русыми волосами до плеч ("сердцеед", сказала бы моя мама), разглядывал меня с любопытством.
Я подошел к столу, назвался:
- Андрей Гольцов, - и протянул руку сперва стриженому (он мне показался заводилой), потом кудрявому.
- Олег Рыжов, - сказал стриженый.
А кудрявый манерно привстал и произнес:
- Боря.
- Ну что, Софья, попало? - спросил я.
Соня пожала плечами.
Мой вопрос ей, как видно, не понравился. Но не обязан же я подлаживаться под любое настроение.
Сесть рядом с ними мне никто не предложил, поэтому я устроился за отдельным столиком. Это было, разумеется, неприятно, но я не люблю напрашиваться.
В столовой было тихо, все ели молча, время от времени вопросительно поглядывая друг на друга. Потом вдруг Славка сказал что-то вслух Черепашке. Лена фыркнула, а Черепашка расстроилась.
- Вредина ты! - сказала она Славке, взяла свою тарелку и встала.
Я решил вмешаться, и у меня были на то причины.
Я поднялся, подошел к Черепашке и сказал:
- Садись ко мне.
Она колебалась.
- Садись, чего там, - повторил я и помог ей перенести вилки-ложки и стакан с компотом на свой стол.
- Меня зовут Андрей, - сказал я, когда мы сели. - А тебя?
Она недоверчиво посмотрела на меня, но, в конце концов, я не так уж и фальшивил: я же не видел ее в лицо, всё были только догадки.
- Рита, - ответила она. - Рита Нечаева.
- Давно ты здесь?
- С мая.
- Нравится?
- Ничего.
- Что-то у вас здесь ребята недружные, - заметил я.
- Почему? - тихо отозвалась Рита. - Мы дружим.
- На каникулы домой ездила?
- А у меня нет никого.
Мы помолчали. Рита, потупясь, ковыряла вилкой в тарелке. Я испугался, как бы она не заплакала.
- Послушай, а что они все как в рот воды набрали?
- Это они так разговаривают.
- А ты?
- Я не умею, - призналась Рита.
- Ну и что? Зато ты другое умеешь, - утешил я ее.
И дернуло же меня за язык! Я ей напомнил, сам того не желая, как в нее кидали численником.
- В смысле - у каждого свои способности, - поторопился я объяснить. - Я тоже не умею... пока. Вот мы и будем с тобой как люди. А они пускай хоть на пальцах разговаривают. Ты в какой комнате?
- В пятой.
- А я в седьмой. Заходи ко мне после обеда, поговорим. Кстати, здесь это можно?
- Что "можно"?
- Ну, вместе собираться.
- Конечно, можно.
- Тогда приходи. А то скучно.
- Лучше ты ко мне, - сказала Рита.
- Ладно.
В это время Соня встала и быстро пошла к выходу. Борис и Олег переглянулись и продолжали есть.
Славка и Лена тоже поднялись.
- Совет да любовь, - сказал нам Славка.
- Послушай, ты, мотылек... - Я приподнялся.
- Андрей, не надо. - Рита положила руку мне на локоть. - Не обращай внимания. - И тоже встала.
- А ты куда?
- Домой.
- Так я приду.
- Приходи.
12
После обеда, повалявшись немного в постели, я сбегал в бассейн, искупался и пошел в пятую комнату к Рите. Она, наверно, меня ждала: сидела в кресле и читала книжку. Комната у нее была такая же, как и у меня, только девчачья. На стенах развешаны были цветные открытки, в книжном шкафу, за стеклом, лежали вышитые салфеточки.
- Ну и скукота здесь, однако! - сказал я, садясь рядом с ней. - Все по комнатам попрятались и сидят, как тараканы, поодиночке. Хоть бы стенгазету какую выпускали!
- Почему поодиночке? - Рита захлопнула книгу и потянулась. У себя в комнате она держалась свободнее. - Все сейчас у Сони, там у них дискуссионный клуб.
- Ну, и что они обсуждают?
- Не знаю. Соберутся все и молчат. Я сначала ходила, а потом перестала. Они от меня скрывают.
- Что скрывают?
- Откуда я знаю? Соня говорит, что со мной опасно разговаривать. А я не болтливая. Я просто мыслей прятать не умею. Воробьев со мной бился-бился и перестал.
- Зато ты исчезать умеешь.
Рита промолчала.
- Послушай, - спросил я, - а это трудно - исчезать?
- Легче легкого.
- Исчезни, пожалуйста, - попросил я.
Она взглянула на меня - и исчезла. То есть совершенно пропала, ни облачка. Потом появилась снова.
- Здорово! - сказал я. - А как ты это делаешь?
- Очень просто. От меня свет перестает отражаться.
Проходит насквозь.
Я подумал.
- Ну ладно, это свет. А ты? Ты-то что чувствуешь?
Она засмеялась:
- Это не объяснишь. Сначала по мне мурашки бегут, потом в голове светло становится, и все перед глазами бледнеет. Смотрю на свои руки - а их нет.
- Ну, а часы твои?
- Об этом обязательно надо думать. Ничего нельзя позабыть. А то останется. - Она опять засмеялась. - Сперва я все про босоножки забывала. Смотрю на них и сама удивляюсь: как же это здесь мои пустые босоножки стоят. Хочу нагнуться, взять их и переставить, а они на ногах.
- М-да...
Я помолчал. Все-таки хорошая она девчонка. Жаль, что на черепашку похожа.
Тут я спохватился, взглянул на Риту - нет, прослушивать она не умела. Лицо у нее было совершенно спокойное.
- Так, значит, с мая ты здесь все время живешь... И писем не получаешь...
Рита кивнула.
- Ну, а другие?
- Славка получает, это точно. Он тоже из Москвы, как и ты. А другие - не говорят.
Что-то все это меня беспокоило.
- А учителей здесь сколько?
- Трое.
- Как трое? И больше никого нет?
- Никого.
- Как же они справляются?
- Подумаешь, - беззаботно сказала Рита. - Нас ведь тоже немного.
- Это, конечно, так... А кто в столовой работает?
- Никто.
Я совершенно растерялся.
- Так что же, значит, здесь, - я показал рукой на купол, - всего-навсего десять человек?
- Наверно, - подумав, ответила Рита. - А что тут такого?
- Да ничего... А где учителя обедают? Что-то я их в столовой не вижу.