Откуда следует, что умный и просвещенный человек должен мыслить именно так?
Собственно, из авторской позиции.
До сих пор мы авторской позиции не касались. Потому что игра в «разборку-сборку» легкого приключенческого сюжета не предполагает историософской полемики. В авантюрных романах и детективах позиционирование добра и зла полностью определяется жанром. Расследователь изобличает преступника. Герою противостоит мерзавец с его кознями. Наши воюют с врагами.
Какова проблематика «Трех мушкетеров»? Язвы французского абсолютизма? Порочность католической доктрины? Разоблачение изуверских провокаций высших сановников и правящей династии? А ведь есть в романах Дюма-отца еще какие кровавые страницы. Но водевиль остается водевилем, а потому нам совершенно все равно, прогнившему ли насквозь режиму служат мушкетеры, отправляясь за подвесками. Они герои, потому что верность дружбе и любви прекрасны сами по себе. Так же мы сочувствуем мальчишке Эрасту, вступившему в противоборство с силами зла и не отступающему, хотя бы и весь мир оказался на их стороне. И на войне надо разоблачать шпиона, потому что мы «за наших», а шпионы — враги. Не важно, что там все не сходится с реальной историей, а красавицу можно принять за мальчика, пока она не переоденется в роскошное платье: сказка — ложь. В сказке злой волшебник Распутин губит царскую семью, но любовь побеждает его чары и спасает царевну Анастасию. У вас есть вопросы? У меня нет. Вот если бы Распутин в мультике запел о необходимости реформ и слабости самодержавия, я бы удивилась, как минимум.
Или представьте себе такой монолог кардинала Ришелье: «Когда новая волна насилия станет неотвратимой, мы опередим её. Начнём террор сами, убьём кого-нибудь из почтенных сановников. Если понадобится, не одного. И выдадим это за начало террора. Выберем достойного, уважаемого человека — такого, чтобы все ужаснулись. Будет мало убийства министра или генерала, устроим взрывы в жилых домах. С множеством невинных жертв». С таким злодеем всеми любимый роман, пожалуй, превратился бы в нечто странное. Не потому, что мы что-то знаем о реальном Ришелье, насколько он был плох или хорош, а потому что — из другой оперы.
Каких злодеев и какую борьбу добра со злом мы находим на страницах жанровых акунинских романов?
Анвар-эфенди, Бриллинг и даже леди Эстер не лишены трагического обаяния: осознавая несовершенство мира, они уповают на возможное его исправление посредством тайного сообщества умных и одаренных людей. Ради этой великой цели готовы на преступления, но и на жертвы.
Не гнушается никакими средствами и князь Пожарский, вряд ли готовый жертвовать собой. Он затевает подлую и кровавую интригу из желания получить необходимую власть: скорее, пока еще не поздно остановить скатывание России в пропасть террора и анархии. Правда, несколько неожиданное объяснение получает само возникновение террора: оказывается, все акции инспирированы департаментом полиции. Поневоле задумаешься, что не будь оного, так и бомбисты бы, глядишь, никого не взрывали.
Наполеоновские планы, как выяснилось, вынашивал и геройский генерал Соболев, всенародный кумир, его тоже беспокоила судьба Отечества. Соболев — герой, вроде как, положительный, потому его несбывшиеся путчистские намерения читатель сочтет простительным заблуждением. На что, мол, только ни решишься во благо Родины, когда кругом казнокрадство, невежественность и нищета народа, засилье бюрократии, неповоротливость власти, ужасающее социальное неравенство, рост революционных брожений… Отчего же нам не допустить, что честный боевой генерал мог податься в заговорщики? Допустим. Но только заметим, что, в отличие от мерзавца Пожарского, в этом персонаже угадывается реальный прототип, который ничего подобного и в мыслях не имел.
Способ устранения Соболева озадачивает куда больше: по тайному распоряжению самого Государя, его брат, Великий Князь Симеон придумывает инсценировку смерти героя в компрометирующих обстоятельствах и нанимает для исполнения профессионального убийцу. Что этот Симеон конченый извращенец, гомосексуалист и содержатель сети тайных гей-притонов, мы узнаем позже, в Коронации. Ну и нравы в этом государстве, однако.