Вокруг вполголоса переговариваются люди, и казалось, само убежище ропщет на судьбу. Спартанские условия. Просто большой зал на третьем этаже подальше от опасных лабораторий. В конце помещения стена заставлена ящиками с продуктами и инструментами. Для осады недостаточно, но можно денёк переждать с удобствами. И дверь или воздуховод починить, в случае необходимости. Сюда должны были провести видеосвязь, но бюджет не сдюжил.
Сотрудники сидят на скамейках вдоль стен. Большинство молча. Хмурились, горбились, скрестив руки на груди. Некоторые продолжали работать на планшетах. Лев Борисович, молча, прохаживался, заложив руки за спину. Переживает за дракона. Как бы кто ни обидел его любимое детище. Ведь как-то сумели чистюли прорваться в бункер. Иногда виновато смотрит на директора. Инна Сергеевна и Чаграй сидят возле самого входа. Она положила ему голову на плечо, а он рассеянно гладит её по спине. Что-то шепчет на ухо.
Директор вытер со лба влажную испарину. Ждать так трудно. А для него это в любом случае конец. Никто не будет разбираться кто прав, кто виноват. Снимут всех. Он мельком глянул на куратора. Тот расстегнул верхние пуговицы рубашки и снял галстук. Поджал тонкие губы, а глаза напряжённо рыскают по залу.
- Я не могу так!
Адам Петрович опять навис над начальником. Бледный, в грязном халате. В мятых брюках, которые нервно щиплют его пальцы. Директор с неудовольствием отметил, что эти пальцы подрагивают. Не хочется поднимать голову и снова смотреть в его глаза.
- Пожалуйста, сядьте.
- Я не могу так. Он там совсем один. Они же убьют его. А вы…, - он замялся.
Директор вздохнул.
- Адам Петрович, сядьте и успокойтесь.
Дрожащие пальцы пригладили ткань брюк.
- Почему вы не отвечаете! Вы приказали дезинтегрировать Анимы?
- Нет, не приказал. Забот и без того хватает.
- Почему вы не смотрите на меня?
Директор заметил, что люди вокруг старательно отводят глаза. Он поднял взгляд на своего заместителя. Голос отвердел.
- Адам Петрович, возьмите себя в руки. Никто не собирается ничего делать. Скоро охрана покончит с чистюлями и всё вернётся.
У начальника зелёного сектора глаза помутнели. Он покачал головой.
- Я вам не верю. Нет, вы хороший человек. Вы всё делаете правильно. Но есть же приказ. Форма…
Он запнулся и нахмурился.
- Есть приказ. Я помню.
Директор протянул руку и взял его за рукав.
- Вы…
Адам Петрович выдернул руку.
- Вы мне всё врёте! Выпустите меня.
«Надо было оставить хотя бы пару охранников» - подумал директор.
- Я не могу вас выпустить, вы это прекрасно знаете, - спокойно сказал он.
Адам Петрович отвернулся и побрёл в конец помещения. Директор вздохнул.
- Совсем скис, - сказал куратор и скривил губы.
- У него сын умер.
- А! – куратор покачал бритой головой. Неяркий свет маслянисто растёкся по лысине. – Не знал.
- Такова жизнь. Ради этого мы и стараемся, чтобы… - директор потёр ладонью лоб. – Как-то оно всё пошло не так. Вы же обещали!
Куратор пожал плечами.
- Всё было улажено. Не понимаю, что случилось.
Мимо них прошёл Адам Петрович и направился к выходу. Массивная стальная дверь была здесь единственным украшением.
- Это ещё что! Остановите его!
Адам Петрович вынул из кармана пропуск и готовился вставить его в прорезь замка. Перед ним выросла массивная тёмная фигура. Чаграй мягко отодвинул его от двери.
- Что это вы задумали, голубчик?
Адам Петрович смотрел в его широкую грудь.
- Пропустите, - сказал он тихо.
- Извините, коллега, я вас понимаю, но выпустить не могу. Неизвестно, что за дверью. Пока Рюрик не объявится, никто отсюда не выйдет.
Подошла Инна Сергеевна. Мягко сказала.
- Давайте…
Адам Петрович смотрел на неё невидящими мутными глазами. Его рука скользнула в карман и вытащила крестовую отвёртку. Он с силой вонзил её в мягкий женский живот.
В первое мгновение никто не понял, что произошло. Чаграй стоял за спиной блондинки и даже не успел её подхватить, когда она свернулась калачиком на полу. Прижимала руки к животу, а на бежевом полу густо закраснела кровь.
Чаграй растерянно посмотрел на Адама Петровича, на Инну Сергеевну.
- Это что?
Кто-то из женщин взвизгнул. Из этой стороны ангара прошла волна ропота к дальней стороне, где люди не знали что произошло.