Город поглупел лицом и заметно сдал внутренним содержанием. Будто переделанный в блошиный рынок музей изящных искусств, куда со всего мира свезли никем невостребованные чугунное и бронзовое литье, дизайнерские провальные аляповатости, накладные ногти, разнообразные световые табло, стразы, лишнюю тротуарную плитку, турникеты, пластиковую посуду и чучела телепузиков в натуральную величину.
Теперь, стоя на автобусной остановке, Марат с иронией вспоминал пережитое разочарование: «Никогда не возвращайся туда, где был когда-то счастлив», — золотые слова. Но не возвращаться не получится. Нет у него иного выхода. Придется смириться с неизбежным: все его шансы на воскрешение здесь. Он уверен. Тут находится отправная точка фатальных событий, приведших Марата к краю невообразимой пропасти. Семь лет назад некто сломал его жизнь, превратив ее в гонимый ветром столбик крутящейся пыли. В несущий хаос торнадо. Семь лет Марат дожидался этого дня, этой весны, пахнущего мороженым и пивом вокзала, шума подземки, политого водой из поливальной машины зернистого асфальта, нетерпеливых гудков таксомоторов, табачных киосков и этой автобусной остановки, через дорогу от которой, за выкрашенной суриком стеной, Марат видел сейчас верхушки обновленных клейкой молодой листвой деревьев. Прозрачные тени от их крон еле заметно шевелились дымчатыми пятнами на земле, перебегали проезжую часть и таяли в траве газона.
Вдоль стены, несмотря на ранний утренний час, плотными рядами располагались уличные торговцы.
Опрятные бабульки с корзинами искусственных цветов, ведерками живых нарциссов и тюльпанов, яркими веночками и модными сейчас пластиковыми фонариками для восковых свечей, изображая лицами смиренную скорбь, завтракали бутербродами, запивая их чаем из термосов. Горячее питье пахло корицей и коньяком, недвусмысленно определяя статус старушек и указывая на их особое положение в иерархии здешнего делового люда. Как старые валенки, архимандритская борода и ветхая байковая рубашонка обыкновенно удостоверяют церковного старосту.
Нарядные кареглазые молдаванки раскладывали на столиках грозди винограда, яблоки, помидоры, миниатюрные распятия, карманные псалтыри, расставляли бутылочки с лампадным маслом и «Кагором». Плетеные «паутинкой» кофточки смуглолицых барышень светились на местах наибольшего натяжения кремовым нижним бельем и загорелыми волнующими невинностями, вызывающе жизнерадостно диссонирующими с соборным настроением окружающих аборигенов.
Рафинированные субтильные юноши закрепляли стенды с CD-дисками духовной музыки, крестились в сторону часовни и недружелюбно зыркали на заезжих молдаванок.
Несколько по-деревенски непосредственных дедков сооружали из куска тепличной пленки торговый павильон. Тот угрожающе кренился во все стороны сразу, норовя, рухнув, смешать ассортимент прилегающих к нему коммерческих лотков.
Долговязая бледная девушка в черном платочке и черном же рабочем халате, держа в вытянутой руке здоровенную алюминиевую кружку, призывала к каким-то пожертвованиям. У ее ног стояла подпертая палкой большая фотография царя Николая II с семьей. Самодержец, угрюмо усмехаясь, насуплено глядел с пожелтевшей картонки в пустоту, будто устав от изнуряющего ежедневного принудительного попрошайничества, на которое его обрекла злая судьбина и коллективное попустительство соотечественников.
Слева от оседлых коробейников, у кованых, распахнутых настежь ворот дремал ничейный питбуль. Казалось, он охраняет вход. Дорогу к крематорию и колумбариям. Трехсотметровый отрезок, связующий мир живых с миром мертвых. Светскую суету с монастырским уединением.
«Зеленой милей Шаолиня»[2] называл эту разрезающую поле газонной травы темную ленту Славян.
— Истинный вектор Бодхидхармы[3], ведущий к воссоединению с Великой Пустотой, отныне нами установлен, друзья. — Говорил он. — По нему Бородатый Варвар[4] вернулся в джунгли Индии, дабы покататься там верхом на тигре. Найденная в его могиле единственная сандалия — намек ученикам. Совершеннейшая по своей простоте и очевидности проповедь о бессмертии. Первое и последнее евангелие от пророка грядущего царствия непреходящей человеколюбивой вечности.
— Чаньские[5] наставления хирурга из юго-восточного округа. Трактат о Великой Пустоте. Страница шестьдесят девять. Все туманно, сложно, неудобоваримо и помпезно до безобразия. — Вторил ему Влад. — А знаете ли Вы, уважаемый, что не войти в слияние с Абсолютом существу, утратившему телесную целостность? Закрыты для него врата заветные. Удаляя недрогнувшей рукой аппендикс, черный лекарь в белом халате обрекает доверчивого пациента на новое телесное тленное воплощение. Благодаря чему несчастный проживет еще одну жизнь дятлом, бабуином или земляным червем.
2
Шаолинь — п переводе с китайского означает «молодой лес». Легендарный буддийский монастырь на горе Сун-шань в провинции Хэнань. Центр боевых искусств и древних восточных медицинских практик. Свое название получил, когда строившие его с помощью крестьян монахи засадили вершину горы маленькими сосенками, чтобы со временем получить укрытие от дувших здесь сильных ветров. Имеются еще два монастыря с подобным названием. Один — в провинции Фуцзянь, другой — в провинции Хэбэй. Однако, эти монастыри можно считать филиалами первого, давшего имена двум остальным. В 1723 году хэнаньская обитель после затяжного штурма была разгромлена маньчжурами. Из ста двадцати восьми защитников в живых осталось лишь пятеро. Именно они впоследствии основали знаменитую «Триаду» — тайное общество, по-другому называвшееся «Союз неба и земли».
3
Бодхидхарма — буддийский миссионер, в VI веке н. э. прибывший в Китай из Индии, дабы проповедовать властителям Поднебесной. Раздосадованный большим количеством слишком пышных буддийских монастырей в стране ухитрился, в борьбе за добродетельную скромность, сходу рассориться с правителем царства Северная Вэй. На аудиенции у государя он заявил, что все усилия того по насаждению культа — пустота пустот (в русской трактовке — суета сует) и яйца выеденного не стоят. Некоторые исследователи утверждают, будто таким образом миссионер желал вызвать у собеседника «просветление» или дать ему наглядное представление о тонкостях известных духовных практик. Однако, кроме непоправимого недоразумения, сей шаг ни к чему не привел. Бодхидхарме приписывают пальму первенства в формировании методик подготовки бойцов школ у-шу т. н. «внешнего» направления и системный подход к преподаванию философских наук, где боевые искусства занимали нишу одной из составляющих дисциплин. Изобрел чайную церемонию. Долгое время жил в Шаолине. После кончины патриарха некоторые путешественники заявляли, будто встречали Бодхидхарму по пути в Индию или видели того в джунглях, катающимся верхом на тигре. Вскрывшие могилу ученики обнаружили в ней лишь старую сандалию. За последнее он получил прозвище Святой в Одной Туфле.
5
Чань — углубленное самосозерцание (инд. «дхьяна», яп. «дзэн»). Неортодоксальная буддийская секта, появившаяся в Индии (йогачары), и затем заимствовавшая многие постулаты своего учения у китайских даосов. В отличие от традиционного буддизма, члены секты Чань не стремились, прервав цепь земных перевоплощений, погрузиться в нирвану — обитель нескончаемого блаженства. Они путем медитативного просветления и интуитивного прозрения шли к достижению гармоничного единства с внешним миром, никогда не пытаясь менять его естественные законы. Признавая относительность добра и зла, Чань-буддизм позволял найти адепту свое место в жизни, постигнув вечное единство всего сущего.