Ролло Мэй, например, утверждает, что «ни «эго», ни тело, ни бессознательное не могут быть «автономными», а могут существовать только как части целостности. И именно в этой целостности [кентавре] должны иметь свое основание воля и свобода» [266]. Видимо, действительная автономия (и самоактуализация) должны быть (и по определению только и могут быть) результатом сознательного возникновения этой целостности— своего рода сдвига тождественности с любого из фрагментов («эго», маски, тела) на их первичную и более высокую интеграцию. В соответствии с общим направлением экзистенциального мышления, когда человек чувствует или воспринимает собственную самость как первичное тотальное бытие, он принимает — можетпринимать — ответственность за все свое бытие-в-мире. Он способен, по выражению Сартра, выбирать самого себя. У такого высокоразвитого экзистенциального кентавра не бывает нерасположенности к настоящему, у него нет никаких спрятанных сторон самости, уворачивающихся от этого существования. Такой индивид может начинать двигаться к целому, сам будучи целым, и это как раз то, что Лесли Фарбер назвал «спонтанной волей» [118].
Мне особенно нравится понятие «спонтанная воля», поскольку — помимо своих собственных неотъемлемых достоинств — оно подчеркивает те виды потенциальных возможностей, которые доступны только кентавру или тотальному бытию, и недостижимы для тела, «эго» или маски в отдельности. Ролло Мэй так поясняет выводы Фарбера: «Д — р Фарбер разграничивает две области «воли», первая из которых состоит в переживании самости в ее тотальности, то есть в относительно спонтанномдвижении в определенном направлении. При волеизъявлении такого рода, тело движется как целое, а опыт характеризуется раскрепощенностью и открытостью воображения. Это тот непосредственный опыт свободы, который предшествует любым разговорам о политической или психологической свободе» [265]. Мы специально отмечаем здесь умственную установку на открытость и воображение, подчеркивание тотальной самости и понятие ее бытия как движения целого.
«По контрасту, воля второй области, как ее понимает д — р Фарбер, это воля, в которую входят какие‑то навязчивые элементы, какая‑то обязанность принимать решение с элементами за что‑то и против чего‑то. Если воспользоваться фрейдистской терминологией, то в эту область следует включить «волю Супер — “эго”» [265]. Спонтанная воля исходит от тотального тела — ума, тогда как вторая воля — от напряженного и целеустремленного «эго» (и Супер — «эго»).
Далее, мне хотелось бы указать, что Мэй, в общем, приравнивает спонтанную волю тотальной самости к тому, что экзистенциалисты называют интенциональностью, и поэтому говорит, что интенциональность «является недостающим звеном между умом и телом» [265]. Насколько я понимаю, связь достаточно проста, и сам же Мэй на нее указывает: тело имеет тенденцию быть «непроизвольным» или «спонтанным» в том смысле, что за исключением произвольных движений мышц, мы не контролируем нормально и сознательно телесные процессы циркуляции, роста, пищеварения, чувствования и все те миллионы спонтанных переменных, которые в сумме составляют «естественную мудрость тела». С другой стороны, мы, как правило, считаем, что многие виды произвольной, контролируемой и целенаправленной деятельности исходят от «эго». Тогда тотальная самость, как более высокое единство «эго» — и — тела, есть некий тип совпадения обеих сфер опыта — произвольной и непроизвольной. Следовательно, «спонтанная воля» — «недостающее звено между умом и телом» — это интенциональность.
В этой и следующей главах я намерен особо выделять понятие интенциональности, и потому в порядке введения (мы вернемся к нему позже) позвольте отметить, что, согласно Мэю, интенциональность — это «не отождествленность с интенциями (намерениями), а измерение, лежащее в их основании… то измерение, которое пронизывает и включает в себя как сознание, так и бессознательное, как познание, так и волеизъявление» [265]. Я буду называть познавательный аспект интенциональности образным видениемили процессом высшей фантазии. «Воображение, — говорит Мэй, — является родным домом для интенциональности». Или еще лучше: «Интенциональность — это наделенная воображением внимательность, которая лежит в основе наших интенций и формирует наши действия». Можно сказать, что познавательным аспектом интенциональности является образное видение, а волевым аспектом последнего — интенциональность; причем и то и другое, как я полагаю, берет свое начало в единстве ума и тела более высокого порядка, которое мы называем кентавром.