Но есть "хочу", а есть "надо". И приоритеты четкие – в первую очередь узнать, где база, что с переправой, успеть доставить ребят и отправить их домой. А там можно выяснять, пояснять, общаться с местными ребятами хоть до начала ледниковой эпохи.
Дождь пошел. Кстати с одной стороны, с другой к худу. Эра поскользнулась и врезалась в ствол ближайшего дерева. Оттолкнулась и опять за Майльфольмом, наплевав на разлившуюся боль.
Свистнуло слева, справа. Шквал стрел подгонял, грозя и намекая.
Быстрее, быстрее, – подгоняла себя, находу вытащила брус пластинола, оторвала часть и вернула в карман. Заряды из коммуникатора повыдергивала, в шарики вставила и замерла за деревом.
Она надеялась, что мужчина уйдет вперед, а сама чуть задержит преследователей, потом его нагонит. Не тут-то было – рядом встал.
– Не дури, – бросил зло, отобрав пластинол. Кинул далеко в темноту и рванул в другую сторону, увлекая девушку за руку. Хватка крепкая.
Взрывы за спиной подкинули их волной. Пара полетела с обрыва вниз на ветви растущих у подножья скалы елей.
Эра почувствовала хруст ребра при столкновении с веткой, полетела вниз. Чудом зацепилась руками за другую ветку, чуть не лишившись конечностей и, грохнулась на руки Майльфольма. Тот присел ловя, но удержал, сразу к скале рванул, впечатал Эру в камни.
Сверху стрелы засвистели.
Девушка осторожно потрогала бок – мокро. Во рту тоже слюней как водопад открыли, и солоно. В ушах звенеть начало, мутить. На руку глянула – кровь.
Ноги сами подкашивались, как не цеплялась за плащ мужчины, устоять не могла.
– Поранилась? – испугался. А чего?
Поплыло его лицо вперемешку с камнями, силуэтами деревьев, свист стрел смешался с его дыханием, подвыванием ветра меж камней и гулким боем капель о валуны.
– Держись… Эйорика?!
Девушка зажимала рану и чувствовала, как течет кровь, льется словно аорту пропорола. И не сдержала поток во рту. Ее согнуло, изо рта хлынула слюна вперемешку с кровью.
Майльфольм видно одно средство на все времена знал – "облатку" свою. Запихнул в рот девушке. Та б выплюнула, но он ладонью губы накрыл, стиснул:
– Глотай! Кровью изойдешь! Не упрямься!
Эра поперхнулась, закашлялась. Кровь носом ринулась. Мужчина в темноту ушел и скрыл в ней все ориентиры. Пустота…
Эру трясло. Она видела желтые цветы, похожие на подсолнухи и край сапога, что мял их. Запах стоял влажный и приятный, знакомый, но неопределенный. Пейзаж фрагментами смешивался с образом: Майльфольм и ребят. Она видела бегущего по полю Самару, потом дрожащего, свернувшегося словно живот разболелся, Радия, мертвые, застывшие глаза Самхата и суровую физиономию Шаха, упрямо бившего ботинками камни при подъеме. Гул его шагов смешивался с шелестом травы под ногами Майльфольма, заунывной трели над головой Самхата и тихого шепота в ухо Самары, тонкого скулежа Радия.
Бред.
Туман дымкой по полю…
Туман перед глазами…
Дымка сизая вверх, в отверстие в белом куполе…
Эра закашлялась от едкого запаха и словно из воды вынырнула, вспомнила, как дышать. Села соображая, кто она что зачем. С кем.
Круглое небольшое помещение из белого камня было аскетичным. Пучки трав вокруг по всему диаметру, пара окошек малых, круглых из которых свет бьет прямо в глаза. Слева столик, огонь в жаровне и спина человека. Женщина. Волосы седые длинные, рубаха до пят. А голос мужской у человека, монотонный, гундит что-то гудит, ходит по своду и бьет по ушам. Эру свернуло, уши зажала, изо рта опять кровь хлынула. Закашлялась, сплевывая на земляной пол сгустки.
Над ней старик навис, рубаха и волосы как у женщины, что у столика стояла, а мужчина. Сед, стар, горбонос, глаза цепкие, въедливый взгляд. А голос что ужас, ноет старик какие-то мотивы, рвет сознание, кривит своими руладами. Майльфольм в стороне как тень.
Руку протянула и ушел… или она ушла?
Опять темнота, тишина.
Эра очнулась с головной болью. Покосилась на знакомый монотонный звук, поморщилась – не привиделось, старик все поет.
Сесть попыталась – Май придержал.
– Нельзя, – бросил еле слышно.
Ребра ощупала – перевязаны. Куртки нет – ерунда какая-то на теле.
Глаза закрыла – потом разберусь, сейчас бы поспать. Вот только б старик смолк…
Эра рассматривала ровные белые булыжники стен. Не дом – юрта из камня. В куполе проем круглый, в него небо видно, чистое, светлое.
Огляделась – никого.
Села, придерживая бок – больно. И фыркнула, увидев холщевый подол рубахи, рукава с вышивкой по краю. Вот в платьях ей только покрасоваться не хватало. Другое не понравилось – нет куртки – нет зонда, оружия, связи. Ухо потрогала – наушник как слизало. На запястье посмотрела – коммуникатор исчез. Все – пустая.
Ясно – Майльфольм. Надо его найти, пока сдуру не выкинул нужное. С него станется.
Слезла с высокой лежанки, которую постелью-то не назовешь – стол длинный.
Ступать тяжело было, голова кружилась, слабость не давала иди, сбивала ориентацию, шаг, в пот бросала. Но Эра доползла до арочного невысокого проема в стене, из которого лил свет. Выглянула – двор. Забор невысокий из частокола, трава, крыльцо справа, дом еще один, тоже круглый, но большой. А возле этого камни в круг и земля промотыжена.
Эра головой мотнула, стряхивая слабость и туман перед глазами. Бочку увидела. К ней двинулась. Заглянула – вода. В темной глади лишь бледный лик колышется – хоррошаааа. Краше в гроб кладут.
Умылась, освежаясь. Подумала и с головой в воду ушла. Вынырнула, вздохнула – легче, зрение прояснилось.
Эрика шагнула за забор и прищурилась – солнце слепило. Высоко в небе стояло.
Сколько же она без сознания провалялась? Полдня потеряли. Нужно было срочно искать Майльфольма и идти дальше. И наряд этот отдать. Непривычно чувствовать себя в рубашке на голове тело. Ощущение что вовсе без ничего. Только ноги в подоле до пят путаются, а идти и так тяжело – мотает.
Эрика бы съела чего-нибудь и выпила тонну, не меньше. Но сначала Майльфольма надо найти.
Двинулась по улочке, мало соображая куда.
Что ее несло, куда вело?
Двое детишек в траве возились, песок камни, шишки складывая кучками.
Увидели девушку, застыли испугавшись.
Эра лишь вздохнула – напугала детей, приведение!
Бок рукой зажала – жжет зараза! Видимо неслабо о ветки приложилась.
И замерла, жалея что вообще на улицу выползла. На нее шла женщина и смотрела прямо в глаза. Взгляд горящий, просительный, волосы под узорчатый убор спрятаны – то ли косынка затейливо перетянутая, то ли платок.
Девушка попятилась от незнакомки, а та чем ближе тем шаг медленнее, и словно подойти боится. Встала в паре метров, забор рукой подперла.
– Помоги, – одними губами прошептала.
Эра губы облизала, не зная, что делать. Отказать нехорошо, а помочь – чем, в чем? Почему она?
– Помоги светлая. Пойдем, – поманила. Эра поплелась, слабо понимая, зачем и куда. Один дом прошли, второй, третий. А женщина все дальше манит, но дистанцию держит.
– Идем, прошу светлая.
Почему "светлая"? Нет, бледная точно…
Эра вздохнула. Постояла у забора сил набираясь на путь дальше и опять за женщиной двинулась, не могла иначе, как тянула она ее, на аркане, словно кобылицу, вела. И все молила:
– Помоги, не откажи.
Жалкий шепот и каменного истукана, наверное, тронул бы. Ясно, что горе у женщины. Эра понятия не имела, чем помочь, но отказать не могла.
Вошла во двор за ней, чуть качнувшись, на крыльцо забралась. Постояла у косяка дверей, дух переводя и с дурнотой справляясь. А женщина манит, молит:
– Заходи, заходи. Не откажи во имя предков.
Что за чушь, – нахмурилась девушка. Прошла в комнату. Женщина за занавеску тянет, рукой манит.
Шагнула и застыла – пришла.
На кровати, неестественно выгнув голову, лежал доходяжка лет двенадцати – кости одни. Взгляд бессмысленный, изо рта по подбородку слюна течет.
Не жилец, с одного взгляда понятно.
Девушка на женщину покосилась – что тут сделаешь? Понятно, мать от горя сама не своя, ко всем, наверное, с просьбой о помощи кидается. Только…