Шах видел по глазам, что воин прощается и готовится умереть, и хотел остановить, но не мог. Что-то внутри не давало перечить.
Да и времени на прения не было.
Мужчины подхватили Самару, сжав с двух сторон и понесли к мосту. Риск был огромен, но выхода не было.
Первый шаг на узкий брус и последний взгляд на стражей.
Харн улыбнулся Радишу и отвесил благодарственный поклон Шаху. Развернулся и двинулся в чащу, чтобы встретить противника. Малик замер у моста, преграждая путь в ожидании, пока переправятся изначальные.
Лейтенант висел на плечах товарищей, не ведая происходящего и, был сродни кирпича на шее утопленника. Бойцы двигались медленно, боком, старательно сохраняя равновесие. Все замерли и все замерло, казалось даже ветер притих от поступка ненормальных и следит, затаив дыхание, не веря что у них получится.
Они и сами не верили и потому не смотрели друг на друга. Просто шли, покрываясь испариной от тяжести и риска. Внизу далеко и глубоко, шумела речка, словно гневалась на людей, побеспокоивших ее, и раскидывала трупы по берегу, захлестывая их на камни.
Шах видел убитых и только сейчас понял, что Радий прав. Чтобы не было, а тупо скидывать беззащитных в ущелье нельзя было, не по-человечьи. Да, они враги, да ждали их, да, нужно было обезоружить, но убивать парализованных?
В этот момент мужчины качнулись над пропастью и с трудом устояли, выровнялись. Тогда Шах и понял Харна и принял решение для себя.
Мимо свистнула стрела. Послышался крик и лязг – стражи встретили багов.
Шах, наконец, ступил на ровную широкую поверхность и подтянул друзей. Дальше бегом не оглядываясь, до зарослей к Лани, что уже вела ответную атаку и стрелы летели с левого края ущелья на правый, с правого на левый.
Мужчины спешили, волокли раненого, скрипя зубами от надсады. Но вот острие наконечника впилось в лодыжку Шаха. Он припал на секунду и ощерился, мысленно вытягивая стрелу из мышцы. Та брякнулась на настил. Кровь из раны быстро набиралась в ботинок и дорожкой потянулась за уходящими.
Лань, видя смертельную опасность светлым, вышла из укрытия и, прикрывая собой, ловко и быстро отправляла стрелы в багов, помогая отбиваться Малику.
– Куда, дура?! Уходи!! – рыкнул Шах.
Радий хотел перехватить девушку, зацепил за руку и толкнул в сторону, но полетели они. Сходу врезались в кусты за мостом, невольно придавливая Самару. Тот застонал и очнулся.
– Что… происходит?…
– Молчи, – процедил Шах. – Уноси его, – приказал другу, а сам, прихрамывая, вернулся к мосту и закричал:
– Замерли!!
Стихло. Все застыли как вкопанные, но толк? Вместе с багами и свои стали истуканами.
Шах чертыхнулся, морщась от тупости ситуации – собственной тупости.
– Болван, мать твою, Валерка!… Разомри, – шепнул Лани, проходя мимо. – Иди к Радишу, помоги ему с лейтенантом.
И пошел на ту сторону как на таран, на ходу вытаскивая мечи.
– Продолжим! – рявкнул, перейдя злокозненное бревно, и встав рядом с Маликом.
И принял летящий на него клинок, подсек бойца справа, что кинулся в спину стража.
– Харн, сюда!!
В чаще слышался лязг, скрежет и ясно что шел не шуточный бой, но Шаху туда не пробиться, как не оставить стража одного.
Харн появился, сдерживая воина, мечами крест на крест пресекая путь вражескому мечу, посеченный, но живой. Шах снес клинком одного и въехал кулаком в зубы другого, расчищая дорогу товарищу. И получил касательный по спине. Замер от неожиданности и тут же его оттолкнул к мосту, себе за спину Малик. Мужчина припал на мечи, воткнув их в то бревно, что так и осталось лежать на краю. Глянул исподлобья на резню и застонал, узрев как с двух рук, по подлому, со спины, Харна рассекают клинки.
Страж падал на глазах Шаха и тот видел его смерть и видел убийцу. Он не скрывался – стряхнул с клинков кровь и криво усмехнулся, глядя прямо в глаза изначальному.
– Убейся, сука, – прошипел тот. Баг дрогнул, зрачки расширились, правая рука выхватила нож и…
Шах зажмурился и крикнул:
– Замерли!
Силы покидали его, и этот крик дался с трудом. Но все, же мужчина смог перехватить Малика и шепнув – "разомри": толкнуть к брусу. И рухнул бы, не подхвати его страж.
Малик взвалил светлого на спину и двинулся по узкому, шаткому переходу, спеша успеть на мост до того, как морок светлого спадет с врагов.
На перекрытие рухнули вдвоем – не сдержал страж изначального. Шах в себя пришел, головой мотнул и вместе с мужчиной начал пихать бревно из паза. Треск, грохот от полетевшего вниз бревна и тут же засвистели стрелы, послышался крик врагов – очнулись.
Малик прикрыл мужчину собой от стрелы и потащил по мосту к остальным.
Лань не ушла – помогла Радишу оттащить раненного подальше и вернулась, чтобы выполнить свой долг.
– Дура-баба, – прошептал Шах, заметив ее. И словно второе дыхание открылось – рванул, подталкивая Малика к лесу, перехватил девушку на ходу и не заметил как ей в спину вонзились стрелы. Он лишь почувствовал тяжесть и перехватил Лань, потащил к зарослям, уверенный, что она ранена.
Вломился следом за Маликом в кусты. Тот перехватил девушку и уже вдвоем они потащили ее вглубь леса.
На прогалине остановились отдышаться, уложили Лань на мох. Шах еще верил в лучшее, а Малик видел худшее и сел на колени, мысленно провожая верного стража в чертоги предков. Он не мешал светлому – не его право, как нет права у светлого вернуть мертвую, преградить ей путь к предкам.
Шах рычал, пытаясь растормошить убитую, выдернул стрелы и хотел сделать искусственное дыхание, но лишь склонился, встретился с пустым взглядом мертвых глаз и сник. Свесил голову, оттирая лицо, уставился перед собой.
Один переход, какой-то паршивый мост, а скольких положили на этой переправе?
Во имя какого лешего?
И он дурак. Зачем положил тех, кто и шевельнутся, не мог? Может прав Радиш – это и есть месть мертвых, неправо убитых?
– Двоих забрали… Двоих…
– Харн – страж. По чести погиб, как должно. Смыл проступок и тебя не осквернил бесчестием, – почти гордо заявил Малик.
– А девченку-то-дурочку, за что? – искоса уставился на него Шах, искренне не понимая, какого черта он тут патетику разводит. Отошел на пару шагов, выискивая землю помягче, влажную, и начал руками копать могилу погибшей.
– Погоди, светлый, – остановил его Малик. – Сперва раны твои перетянуть надобно, отдохнуть тебе, потом уж Лань предкам передадим. Она поймет, она б сама так сделала.
Шах не стал перечить – по состоянию чувствовал – сдает, видно кровопотеря большая.
Сел, достал аптечку и пока страж ему рану на ноге перетягивал вколол разом гемостатик и обезболевающее, прямо в бедро через брюки.
– Ничего, светлый, все ладно, по чести и праву. Ты жив, Порверш с Сабибором живы, остальное как должно.
– Что ж в нас такого, что вы жизни за нас отдаете? – проскрипел, дурея от слабости.
– Вы – опора, – стянул своей рубахой раны ему на спине.
Шах поморщился и усмехнулся, качнувшись:
– Проще нас положить, меньше жертв.
– Вас и положили – весь мир жертвой стал. Ни любви в нем, ни радости – беды да изгольство. Нахлебались ужо.
Валерий хмыкнул и поморщился от боли и слабости – лечь бы: пять минут поспать: всего пять. Но волосами тряхнул, гоня дурман – не время. Что отдыхать, что киснуть, что разборки устраивать после будут. После…
Покосился на стража, что могилу Лани копал, и зубами скрипнул – даже помочь не может.
– Нам еще остальных найти надобно, светлый. Ты держись. Ничто, обойдется, доберемся до своих, там полегчает. Только поспешать бы.
Шах хмуро смотрел на мужчину и ничего не чувствовал, кроме отупения. Сожаление, глухое как далекий раскат грома, появилось лишь, когда страж уложил в могилу Лань. Красивая девчонка, у которой вся жизнь была впереди, и даже любовь наметилась, – подумал отстраненно и поморщился, когда влажная, черная земля полетела на молодое тело.
Малик насыпал холмик и воткнул меч в изголовье, отвесил поклон гордый, почтительный.
– Нестыдно будет тебе, Лань, пред очами пращуров стоять.