Девушка выглянула из пещерки и увидела Лири, что сидел на камне и точил меч.
– Утро доброе, светлая, – пропел, головы не повернув.
– Доброе, – потянулась – хорошо. – Где Эрлан? Дальше-то пойдем или здесь вигвам разобьем?
– Да не понравился Лой тот подъем, что я нашел, вот он сам местечко по безопаснее искать взялся. Вскоре будет.
Из-за меня, – смекнула Эя и как-то не по себе стало – неприятное ощущение обузы возникло.
– Так мы далеко не уйдем, – заметила. – Лири, покажи, где ты подняться планировал.
– Ну, чего ж нет?
Убрал меч за спину, брус точива в карман сунул, и встал, не торопясь по краю речушки метров двадцать прошел, взгляд вверх вскинул, показывая девушке примеченный маршрут. Эя руки в бока уперла, голову задрала, изучая предложенную трассу.
Отвесные стены скал здесь были словно измяты и рваной кривой линией шли трещины до самого верха. Высоко, метров тридцать, без страховки смертоубийство, конечно. Но как раз в этом месте взобраться можно, и довольно легко, не то что левее или правее, там вообще без шансов.
И плечами пожала:
– Странно, что Эрлан отверг. Оптимально.
– Так вот и я говорю.
Эя прикинула и чуть отклонившись, ринулась к валуну, запрыгнула, неожиданно для стража.
– Эй… Э! Стой! Ты что удумала-то? Светлая! – очнулся, забеспокоился.
Эрика улыбнулась ему:
– Успокойся, я влезу и ничего не случится. Наверху буду ждать, а ты за Эрланом иди. Мы больше времени на поиски другой трассы потратим. Вы же из-за меня здесь не пошли, права?
– Светлая, нет… Да что ж ты деишь?!
Но Эрика уже не слушала – душа пела и девушка была готова на любые подвиги и самые безумные поступки. Зацепилась за край выступа и, подтянувшись, уперлась ботинком в небольшую расщелину, примечая следующий удобный выступ.
Подъем легко пошел и весело. Девушка, улыбаясь, лезла вверх привычно и отработанно, намечая места, куда ставить ногу и за что цепляться, и поглядывала в сторону, на соседнюю скалу и солнце, что поднималось все выше, словно соревновалось с ней.
Высота ее не беспокоила, только дурманила волей и ощущением полета, и ветерок, что играл с девушкой на высоте, радовал. Она не заметила, как засмеялась, глянув вниз, на суетившегося Лири, маленького, как музейный оловянный солдатик.
Долго поднималась, но время пролетело, казалось, как час за миг, и вот край, чуть поросший травой.
Подтянулась и села, ноги вниз свесив, и опять засмеялась – хорошо, хоть песни пой. И куда не посмотри – шикарный пейзаж, элитарный даже. Густой лес, сочная зелень, яркая голубизна неба, скалы как художником в разные краски раскрашены, поблескивают под лучами двух солнц и лишь естественный природный шум – песнь ветра, заблудившегося в ущелье, заигравшегося в сосновых лапах, щебет птиц и шелест травы и листвы, да журчанье ручья, как звон хрустальный.
Эя подождала Эрлана и Лири и поднялась, прошлась по краю, выглядывая – не видно ли их. Никого.
Двинулась дальше вдоль кромки, где словно тропка протоптана. Покрутилась, выглядывая мужчин и услышала негромкое и негрозное "стоять".
– Стою, – чуть удивилась – кому в такой глуши в патруль поиграть захотелось? И была уверена – не бойцам Эберхайма, а значит, опасности нет. Может…
– Ватар? – обернулась.
Мужчина у дерева глянул ей в лицо и сам лицом поменялся – побледнел, в глазах оторопь, рот открыл, и как-то весь вытянулся.
– Эээ… нуу… ватары мы…
– Эрика, – во всю ширь улыбнулась девушка и, мужчина словно ослеп – зажмурился, волосами тряхнул.
– Да что ты? – протянул второй, появившись из-за плеча первого, словно из воздуха материализовался. Немолод и хмур, брови насупил, глядя на девушку, как на образ Вселенской Проблемы.
– Ну-к, иди сюда, – почти ласково позвал, отпихивая первого.
– Зачем?
– Скажу что.
– Говори.
– На тропе ты как на ладони.
– Ага? – улыбнулась опять и шагнула. То ли ум потеряла, то ли от любви охмелела, так что ни беды, ни страха, ни опасности не чуяла.
А мужчина не воландался – перехватил мигом, рот зажал и руки, и помощнику приказал:
– Вяжи скорей! Ну!
– Стреж, да ты что…
Эя взбрыкивала, пару раз по лицу ватара достала, но выскользнуть так и не смогла. Второй очнулся и вдвоем они ее связали как кокон, завернув в плащ, так что и лицо закрыли, рот платком перетянули.
Ведовская сначала мычала и путы натягивала, а потом бросила, понимая, что рваться бесполезно, лучше удобного момента дождаться. Только обидно до слез было – так бездарно попасться, как последней лохушке. И еще одно заботило – странное ощущение, которое уже на подъеме было, да она его не заметила, а сейчас, пытаясь вырваться, четко осознала – легкость и слабость. Она словно воздушный шарик, и, кажется, взлетит, но не летает, а уж отпор и вовсе дать не может – то ли сил нет, то ли желания. Как забор внутри на все снаружи, чтоб не делали.
Эрику куда-то несли, причем осторожно и без остановки. Не перекинув через плечо или вдвоем под мышками – на руках, передавая друг другу.
Странное отношение. Значит не враги? Но зачем тогда связывать, рот затыкать и лицо закрывать?
Эя замычала, требуя освободить и объяснить, но в ответ лишь услышала:
– Тихо, изначальная, тихо. Не серчай, надобно так, потерпи. Зарех с вечера лютовал и сейчас по округе его аспиды шныряют. Кабы беды не сталось. А ты видная, а нас двое – словят. Вот лету тебя доставим, там он и порешит, что к чему и как тому.
Эя притихла, вздохнув – еще какой-то лет. Сколько же на Деметре всяких бандформирований, кланов, Богов и князей? Застрелиться же можно от обилия политических фракций.
Несли долго. У Ведовской руки, ноги затекли и, злость появилась, здоровая, но нестерпимая. Вскоре гул голосов послышался, шум, словно уже не в лесу, а в городке и люд по нему гуляет. Разговоры, бряканье, смешки, выкрики, бум, бам.
Топот как по настилу, смешки, подколки:
– Чего это у вас?
– Никак кикимору словили?
– Неее, пиявку на болоте!
Поддевки все скаредней и шутки уже сальные. Эрика зубы сжала от желания по интерфейсам местного электората пройтись. Бухнуло.
– Ну и что это? – прогудел густой басок.
– Да вот, – ее усадили.
С лица убрали капюшон и, девушка зажмурилась на миг от непривычно слепящего света. То ли изба, то ли юрта – все те же круглые стены, только много окон и оттого света. Обстановка далеко не жреческая – меха по полу и стенам, стулья резные, стол, очаг, стойка с мечами…
Посреди комнаты стоял бугай со стянутыми в хвост волосами, бронзовый от загара и хмурый как снеговая туча. Руки в бока, взгляд в лицо найденке. Непонятный взгляд – и растерянный и грозный.
Мужчина шагнул к ней и вдруг присел на корточки, снизу вверх рассматривая во все глаза:
– Мать твою, бабку Вегу, – протянул.
Эра глазами сверкнула и головой мотнула, намекая, что пора бы свою бандану с ее физиономии убрать и нормально поговорить.
Но мужчина, словно не заметил или не понял – перевел ошарашенный взгляд на мужчин, тех самых, что Ведовскую возле ущелья схватили.
Стреж замялся, но смело заявил:
– Сами, вот, не поверили.
– Откуда?!
Голос лета был полон изумления и неверия. Впрочем, мужчина и не скрывал, что готов поверить во что угодно, только не в то, что перед ним изначальная.
– Так у тропы стояла, – развел руками второй дозорный.
– На рассвете-то опять суета была, что с нашей, что с той стороны. Ну, вот, я мешкать и не стал. Ясно ж теперь чего баги полошатся да лютуют. Возьмут светлую-то, Роберган, не дело то.
Вожак выпрямился, бледнея лицом.
– Отправь в дозор Сареха и Герада. Сам отправляйся и ребят прихвати. Обложить все так, чтобы и куропатка не прошмыгнула. И молчать. Обеим!
– Так-то ясно, лет, не дети. Потому в плащ ее по макушку и укутал, чтоб никто не узрел.
– Никто не видел?
– Я да вон Леритан, – кивнул на товарища, а тот как в рот воды набрал – только и таращится на светлую.
– Очи отверни, – процедил Роберган – не понравилось, как смотрит. Мужчина не сразу очнулся – вскинул взгляд на лета и, как в себя пришел, даже лицом поменялся и потупился.