За два месяца Семен Эфраимович не просто пообвыкся, а успел отчасти полюбить диковинный восточный городок. Вначале Пехлеви оставил не самое благоприятное впечатление — всё чужое.
Чужие запахи, чужая речь, — а говорили тут в основном на гилянском и азербайджанском; не по-зимнему тепло.
Вся, если позволено так выразиться, «цивилизация» сосредоточена в нескольких центральных кварталах, где есть каменные дома европейского обличья, кинотеатр, два ресторана (один открытый советским «Военторгом», а другой почему-то китайский), но зато полным-полно персидской экзотики — восточный базар, кальянные, чайханы и прочий рахат-лукум из «Тысячи и одной ночи».
К тому же здесь было куда чище, нежели в Бухаре, Хиве или Коканде времен Гражданской — персы аккуратный и чистоплотный народ.
Польский лагерь в окрестностях Пехлеви вполне благоустроен — сюда шла американская помощь по ленд-лизу, дополнительно за взбалмошными союзниками бдительно надзирали англичане. Часть корпуса генерала Андерса была выведена в Северный Ирак, штаб располагался в Тегеране, а британцы вдобавок выделили «Командующему польскими войсками на Ближнем Востоке» роскошную виллу в Багдаде, куда Андерс частенько наведывался отдохнуть от праведных трудов.
Тем не менее в Пехлеви оставалось большинство польских военных — сюда прибывали транспорты из Советского Союза с людьми (этнических поляков продолжали выпускать из лагерей или переправлять в Иран с мест постоянного жительства, если они изъявляли желание вступить в «Korpus Polski»), тут же находились склады со снаряжением и парк техники, включая танки (трофейные итальянские вкупе с ленд-лизовскими «Шерманами») и бронемашины.
Ознакомившись по прибытии с обстановкой, Шмулевич охарактеризовал положение армии Андерса как «сказочный бардак» и ничуть не погрешил против истины — поляки целиком и полностью оправдывали свою неистовую репутацию.
Период до конца 1942 года прошел во внутренних интригах, подковерных схватках в верхах, во взаимном подсиживании с должностей и непрекращающейся реорганизации армии — англичанами, которым СССР с колоссальным облегчением спихнул этот змеюшник, предполагалось создать два корпуса, в каждом по две дивизии и в каждой дивизии по две бригады плюс корпусные части.
Это ясновельможного пана Андерса решительно не устраивало, он не желал быть командиром корпуса и иметь соперника в лице командира другого корпуса.
Британцы нервно согласились: хорошо-хорошо, пусть будет один отдельный корпус из двух дивизий, по две бригады в каждой, две танковые бригады и корпусные части.
Андерс начал громко протестовать: он хотел быть только и исключительно командующим армией. Обладать статусом. Наконец, согласились и на это — так появилась «Польская армия на Востоке». И надо же, какая неприятность: генерал моментально начал саботировать все изданные ранее организационные приказы в пользу существующего положения, создавая этим невероятный хаос — требовалось устранить главного конкурента, командира 5-й дивизии Пашкевича…[51]
Англичане только руками разводили, понимая, что наставить буйных союзничков на стезю порядка практически невозможно и лучше бы как можно быстрее отправить их куда-нибудь повоевать, дабы джьельни жолнежи направили свою неиссякаемую энергию в полезное русло.
— Шляхетская вольница, — безнадежно говорил Шмулевич, знакомясь с оперативными донесениями. — Боже ж мой, как они ухитрились провоевать против Гитлера целый месяц в тридцать девятом?
— На голом энтузиазме, — хохотнул в ответ глава резидентуры в Пехлеви товарищ Самойленко. — Вы почитайте об их отношении к собственному премьер-министру…
Поляки предпочитали не скрывать своих чувств, особенно в подпитии — поскольку ресторанов в городе, как уже упоминалось, насчитывалось всего два, паны офицеры предпочитали «военторговский», где распускали языки так, что никакой агентуры вовсе не требовалось — подсаживайся к столику да слушай, изредка поддакивая.
Генерала брони и главу правительства в изгнании Владислава Сикорского чванливые шляхтичи и в грош не ставили: большинство офицеров разделяли взгляды санацизма правого толка[52] и боготворили покойного маршала Эдварда Рыдз-Смиглы.
Сикорского, в свое время бывшего в оппозиции к Пилсудскому и Смиглы, полагали «соглашателем», «гнилым либералом» и чуть ли не «большевиком» из-за его договора со Сталиным — при этом волшебным образом забывая, что благодаря этому пакту многие из панов офицеров нынче не валят лес где-нибудь под Тобольском или Краснотурьинском, а пьют русскую водку на теплом каспийском побережье.
51
Ознакомиться с захватывающей историей приключений поляков на Ближнем Востоке можно в книге Ежи Климовского «Я был адъютантом генерала Андерса» (М.: Издательство МЭИ, 1991). Доступна для свободного прочтения в Интернете на сайте военной литературы «Милитера».
52
Подразумевается крайне реакционная националистическая идеология предвоенной Польши, выраженная в концепции «моральной санации» Юзефа Пилсудского. Правое крыло «санацистов» вполне можно назвать откровенными фашистами, хотя с аналогичными политическими движениями в Германии или Италии польские последователи «санации» не сотрудничали.