— В точку, фройляйн.
Несколько минут мы сидели молча. Я не торопил ее. Пусть сама скажет, как хочет провести сегодняшний день.
Она ела быстро, аккуратно и, наклонившись ко мне через стол, проговорила:
— Сегодня придется съездить в Виллер-Котре.
— Хорошо, — сказал я, не задумываясь.
— С чего это вы такой покладистый?
— А вас это не устраивает?
— Спросили бы хоть, зачем мы туда поедем.
— Нина, — сказал я, — вы только не подумайте, будто я чего-то от вас добиваюсь. Но мне безразлично, куда мы поедем и чем будем заниматься. Мне достаточно того, что вы рядом.
Нина выдержала долгую паузу. Потом заставила себя рассмеяться:
— Ого! Вот вы как заговорили.
— Вы же любите правду, — я пожал плечами. — Мне на самом деле всё равно.
— Да? — переспросила она. — Ну, хорошо. — И сразу перешла к делу: — Нужно забрать кое-какие материалы для той акции, о которой говорил Тусен.
— Понятно.
— Да ничего вам не понятно! — Она вдруг рассердилась. — Почему вы ни о чем не спрашиваете?
— О чем я должен спрашивать?
— Хотя бы о том, откуда у нас материалы.
— Ладно. — Я допил кофе, поставил чашку на блюдце и спросил: — Так откуда у вас материалы?
— Знаете, герр Тауфер, это вовсе не смешно. — Нина почему-то сердилась на меня всё больше и больше.
— А я и не смеюсь, — возразил я. И взмолился: — Послушайте, Нина! Я не собираюсь вас допрашивать. Рассказывайте всё, что считаете нужным. Не рассказывайте ничего, если не считаете нужным. Можете даже завязать мне глаза.
— Вам до такой степени безразлично? — Казалось, она не могла в это поверить.
Когда человек служит какой-то идее — Сопротивлению, например, или Второму танковому полку — он узнаёт, что в мире существует нечто гораздо более значительное, чем его собственная жизнь. Это открытие освобождает от глупого житейского беспокойства о самом себе. Год назад я был таким же, как Нина. Наверное, тогда нам было бы проще понять друга.
Но поражение, плен, болезнь — всё это увело меня еще дальше от забот о моей маленькой жизни. Фактически я был привязан к себе лишь тонкой ниткой, которая могла оборваться в любой момент, и это обстоятельство не вызвало бы у меня никакого сожаления.
— Нина, всё, чего я хочу — это оставаться рядом с вами, — ответил я. — Столько, сколько это будет возможно.
Она пытливо всматривалась в мое лицо, как будто пыталась прочесть какие-то письмена. Потом проговорила еле слышно:
— Помните, что я вам рассказывала о неоднородности Сопротивления?
Я кивнул:
— Здешний гарсон, кажется, продемонстрировал нам это в полной мере?
— Боеприпасы для подполья во Францию доставляли англичане, — продолжала Нина тихо, быстро. — Сбрасывали на парашютах. Особые люди подбирали эти посылки и отвозили в тайные хранилища.
— И мы собираемся наведаться на такой склад?
— Да, но тут-то и возникает одна проблема. Англичане категорически против того, чтобы их оружие попало в руки левых радикалов. Коммунистов. Таких, как мы. Людей, которые по-настоящему желают сражаться за свободу. Они называют нас экстремистами. По их мнению, наши силовые акции приносят больше вреда, чем пользы.
— Зачем же тогда они вообще сбрасывают оружие? — удивился я. — Если оно лежит без толку?..
— Вам что, хотелось бы, чтобы французы убивали немцев? — прищурилась Нина.
— Я рассуждаю с точки зрения логики, — объяснил я. — Естественно, я не хочу, чтобы немцев убивали. Ни французы, ни русские. Вообще никто.
— Тс-с! — Она подняла палец. — Не уклоняйтесь от темы.
— А на какую тему мы сейчас говорим? — уточнил я. — Если англичане снабжают террористов оружием, значит, это оружие должно быть пущено в ход в интересах англичан. По крайней мере, будь я англичанином, я считал бы именно так.
— Это же англичане. — Нина сморщила нос. — Разумеется, вы правы: они не столько помогают нам, сколько стараются использовать Сопротивление в собственных целях… В сороковом году они точно так же якобы защищали Францию от немцев. Их бомбардировщики прилетали сюда каждый день.
— О, — сказал я. — Да. Неприятная штука — воздушный налет.
— Вас ранило во время такого налета? — проницательно спросила Нина.
— Можно и так сказать, — ответил я. — Не будем об этом.
Нина кивнула и продолжила:
— Собственно, в сороковом году англичане бомбили что угодно, кроме немецких военных объектов. Бомбы падали на населенные пункты. Убивали жителей. Так называемые союзники снесли с лица земли целые города. А немецкие аэродромы и военные базы оставались в неприкосновенности.