— Это что еще такое? — Отто Олендорф остановился в недоумении. — Откуда оно здесь?
На риторический вопрос — риторический ответ. Подполковник Лёвенгаупт не нашел ничего лучше, как возвестить следующую истину в последней инстанции:
— Это? Самоходная артиллерийская установка на шасси Panzer II модификации F…
— Неужели? — вздернул брови Олендорф. — Изумительно. Но какого черта данная установка делает посреди теоретически непроходимого болота, да еще и с намалеванной на борту красной пентаграммой?
Примерно так должен выглядеть шикарный представительский «Хорьх» где-нибудь в Антарктиде или на ледниках Гренландии. На берегу одного из островов, где расположились партизанские блиндажи, сиротливо торчал самый настоящий Marder II. Немного траченный сыростью и непогодой, с облезающей краской «панцерграу» на внешней стороне открытой боевой рубки, но, тем не менее, смотревшийся вполне внушительно. Не замечалось, чтобы самоходка была повреждена.
Среди окружающего тоскливого пейзажа Marder был до крайности чужероден. Германский «балкенкройц» и впрямь замазан, а на его месте красовалась большевистская темно-алая звезда с чуть кривоватыми лучами. Будто ребенок рисовал. Чудеса.
— Партизаны, — пожал плечами Лёвенгаупт, явно растерявшись. — Бригадефюрер, по заводскому номеру мы непременно выясним, какой части принадлежала машина, виновные в потере военного имущества будут привлечены к ответственности…
— Оставьте, — поморщился Олендорф. — Не до того. Поспешим, световой день короток, а работа предстоит самая тщательная.
Бригадефюрер отлично понимал, что партизанское укрытие на Свенцянах было если не идеальным, то в любом случае великолепно защищенным от внезапного вторжения извне. Куда ни глянь — гнилые трясины с мутными промоинами, заполненными грязно-бурой водой, купы деревьев на островах, выстроившихся по болоту серповидной цепочкой. Место невероятно отдаленное и гиблое — саперы, наводившие переправу, из сил выбились. В отдалении виден тянущийся на многие километры черный бурелом, а за ним, если верить картам, сплошные леса вплоть до реки Дюна, или, как ее называют русские, Западная Двина.
Сущий кошмар, декорации для готического романа о средневековых ведьмах. Но с тактической точки зрения место для большевистской базы подобрано с умом. И, будто назло, объект «Феникс», как отныне в наисекретнейших документах РСХА именовался сгинувший борт Курьерской эскадрильи, рухнул именно сюда. Что невероятно усложняло поставленные задачи.
Самое неприятное: от офицеров айнзатцкоманды достоверно известно, что партизаны успели похозяйничать на месте катастрофы. Данный факт приводил бригадефюрера в состояние, близкое к отчаянию. Могло произойти самое худшее, немыслимое. Непредставимое.
— Вон там, смотрите! — вытянул руку бледный ротмистр полевой жандармерии, одним из первых побывавший на «точке» еще вчера. — Отвалившаяся хвостовая часть, корпус находится левее и дальше четырех елей с обломанными верхушками…
«Это он, „Фокке-Вульф 200“, личное имя „Иммельман III“, — удостоверился Отто Олендорф, подойдя ближе. — Стандартный двуцветный камуфляж, отлично различим бортовой номер 2600, разделенный по две цифры „балкенкройцем“ на корме. Боже мой…»
Было от чего содрогнуться. Здесь, в осенней дымке над белорусским болотом, развернулся последний акт одной из величайших драм в истории Европы. Статистам осталось лишь прибраться на сцене, чтобы освободить подмостки для нового спектакля.
Бригадефюрер остановился в нескольких метрах от хвоста самолета. Обернулся к выглядевшему откровенно напуганным ротмистру: он тоже в полной мере ощущал ледяное дыхание провидения.
— Подробно место происшествия изучали?
— Никак нет! По радио поступил категорический приказ: никаких действий не предпринимать, если только не будут обнаружены выжившие! Таковых не было… Исключительно поверхностный осмотр!
— Что ж, прекрасно, — буркнул Олендорф. Кивком подозвал Панцингера и Копкова. — Работайте. Копков, вы лучший следователь управления, я на вас надеюсь. Ничто не должно ускользнуть от вашего внимания и внимания ваших подчиненных. Ничто, поняли?
— Более чем понимаю, — не по уставу, вполголоса, ответил гауптштурмфюрер. — Разрешите приступать?
— …Вы, часом, не заговоренный? — вышедший из кабины «Скайтрэйна» товарищ Тихомолов непринужденно присел на лавку рядом со Шмулевичем. Машину вел второй пилот. — Прямо довоенный рейс куда-нибудь в Крым или Тифлис!
Комиссар выглядел безмятежно, хотя на борт самолета он поднялся второй раз в жизни. Прежде Шмулевич летал только гражданским маршрутом Ленинград — Минск в 1939 году, на почтово-пассажирском аэроплане К-5.