Поняв, что сил у подопечного, то есть у меня, больше не осталось и в голове только грохот, Курбаши завершил занятие. Под пристальным взглядом командира отсоединил магазин, передернув затвор, проверил, нет ли патрона в стволе, и произвел контрольный спуск. В ответ раздался тихий щелчок.
— Пошли в казарму, почистишь оружие. — Распорядился десятник.
Закончив с пистолетом, я перешел к частичной разборке и чистке, как сказал Фархад, «штурмгевера» — штурмовой винтовки по-немецки. Десятник сидел, наблюдая за моими неловкими манипуляциями иногда останавливая и молча исправляя ошибки, показывая как правильно. Благо, ухватывал я сегодня с первого раза.
— Курбаши, расскажи про отряд. Сколько бойцов, чем оснащены, как живете и чем зарабатываете?
— Правильные вопросы, Славка. И своевременные. В отряде четыре десятка. Мой — единственный постоянной готовности — мы все живем здесь — не женатые, молодые, вроде младшей дружины. Остальные — в Алтыне, в воинской слободке, здесь, в крепости. Дома бойцам всегда помогаем ставить, на обзаведение скидываемся, а когда свадьбы всем отрядом гуляем — дым стоит коромыслом. — От приятных воспоминаний он даже прищурился довольно, как сытый кот. — Бойцы торгуют, ремесленничают, кто-то и золотишко ищет-моет-копает.
— Мне купец один сказал, что шериф ему подрядил группу бойцов для одного дела…
— Знаю. Дело серьезное. Ясыги — ребята грозные. Не раз уже с ними воевать приходилось. Да, бывает, и нанимаемся на разные дела. Почему нет? И нам прибыток, и опыт, да и кто лучше справится? Командир наш — воин настоящий еще по той, земной жизни, учит на совесть. Судя по ухваткам — воевал в спецназе. Больше я про него не знаю ничего, можешь не спрашивать. — Он широко улыбнулся.
— А сколько наем стоит?
— Тебе зачем?
— Мало ли, всяко в жизни бывает… — уклончиво ответил я.
Насмешливо хмыкнув, Фархад все же ответил:
— Расценки обычные — пятерка в неделю это если просто — сопровождение груза или охрана без особых обстоятельств.
— А если особые или в драку сразу?
— Тогда бери выше. Червонец за неделю или за операцию, если она короткая. Но с серьезной дракой, плюс часть от добычи.
— Я слышал — половина нанимателю, остальное бойцам?
— Не всегда. Зависит от сложности и опасности задачи. Тут таксы нет никакой, как договоришься, так и будет.
— Не знаю, рассказал тебе Шериф или нет, но я тут с одним уродом поцапался… точнее, просто обыграл в карты. А он ко мне «хвоста» привесил, потом и вовсе, слугу выкрал и коней свёл. Думаю, миром это все не кончится.
— Ты уверен? — Разом построжев переспросил Курбаши.
— Да, я топтуна повязал и допросил. Потом отпустил, правда. Не знаю, чья была инициатива парня моего утаскивать, не уверен, что самого Пернача. Я ему до вечера время дал на раздумья. Потом — воевать буду. Вот и хотел узнать, если что, смогу ли на вас рассчитывать?
— Разберемся, Славян. Не думаю, что этот бандит настолько умом оскудел, что на Отряд наедет. Не по зубам ему кусок, однако. Но если дойдет до драки, поможем и без всякой платы, у нас правило простое — один за всех и все за одного. К слову, и в бою никогда не оставляем, вытаскиваем всегда с любым риском. Понимаешь? Иначе нельзя.
— Понимаю, Курбаши. — Слова моего командира проникли в самую душу, найдя глубокий отклик. Теперь мои дневные размышления о том, чтобы приобрести стволы и свалить в автономку уже не представлялись мне верными. Елки. Конечно, слова это одно, а дела — другое, но у этого улыбчивого азията они пока не расходятся — вот как потренировал, да и сам стреляет — как бог. Все по-настоящему. Верю. — Тогда дождемся вечера и дальше по обстановке?
— Расскажи все в деталях, подробно и не спеша. — Сосредоточенно глядя на меня, потребовал Курбаши.
Ужин в казарме оказался сытным, вкусным и практически вегетарианским. Можно сказать, сбалансированным и без излишеств, чем-то напомнив туземную кухню Ердея. Не знаю почему, но мне — с давних пор приверженцу мясной диеты, это пришлось по душе. Народу за столом собралось десятка полтора — из города подтянулись еще пять-семь человек из других десятков, тоже квартирующих в казарме. Ребята с интересом посматривали на меня, но с расспросами не торопили. За это я был им признателен — день выдался богатым на разговоры, а по обилию пересказов краткой автобиографии — смело тянул на рекорд.
По мере того, как солнце все дальше уходило на запад, напряженное ожидание дальнейших событий росло. Хоть я и заявил Рогачу, что начну войну, но легко сказать, а реально решиться на смертоубийство, неизбежно вытекающее из этого, совсем другое. Но больше всего тревожила судьба Митрия. От мысли, что его уже могли убить, на сердце холодело, и начинало хотеться кого-нибудь зарезать или задушить голыми руками, и по возможности медленно, чтобы вражина подлая помучился перед смертью вдосталь.