В кадре появился усатый мужик в полевой военной форме армии США. Было видно, что съёмка старая, на советскую киноплёнку. Он сидел на стуле перед камерой. Напротив его, чуть сбоку, не загораживая план, находился военный дознаватель. Следователь задал вопрос на английском.
— Tell me, what have happened there, on the island? Расскажите, что произошло там, на острове? — сразу же последовал перевод мягким женским голосом.
— Мы залегли на позициях. Всё как положено, поддержка пулеметами, три линии наступления. Ждали темноты. Скоро в тускнеющем небе появились вертолёты. Они прошли над нашими головами и развернулись для бомбометания. Раздался голос командира. — «Надеть шлемы! Головы не поднимать!» Я выполнил команду, подсоединил шланг идущий от барошлема к редуктору небольшого диффузного фильтра-баллона, который был закреплён на поясе и прижался к земле. Над нами прогудели машины и тут же послышались лёгкие хлопки. Через минуту громыхнул первый взрыв и одновременно второй, третий, четвёртый. Прокатилась мощная ударная волна, стало тяжело дышать даже в шлеме и заложило уши. Через несколько секунд прошла ещё одна в обратном направлении. Раздался сильный хлопок, от чего в голове зазвенело, если бы не шлем, то скорее всего я бы погиб. Со стороны сопки пришла ещё одна волна, но слабее тех, которые были. Послышались отчаянные крики вьетконгов. Я поднял голову. Из окопов вылазили вьетнамцы. Из их ртов, носов, глаз и ушей шла кровь. Они падали на четвереньки плюясь кровавой пеной. Прозвучала команда «Снять шлемы! На штурм!» и мы перебежками, прячась за естественными укрытиями, начали наступать поддерживая друг друга огнём. Мы приблизились к сопке. Никакой ответной стрельбы. Наш взвод уже у первой линии обороны противника. В траншеях и около них валяются корчась от боли вьетконги. Я пробегаю мимо агонизирующего врага, он лежит лицом вверх захлёбываясь собственной кровью, веки глубоко ввалились и я с ужасом осознаю что у него нет глаз. Они лопнули, вместо них какая-то плёнка облепившая ввалившиеся глазницы. Мы уже у второй линии окопов. В них то же самое, валяются умирающие, орущие и стонущие от боли вьетнамцы в неестественных позах с вывернутыми суставами рук и ног. Мы добиваем их выстрелами в упор.
Двигаемся вперёд. И тут началось. С дотов на нас обрушился шквальный пулемётный огонь. На холме, как будто из-под земли, появляются вражеские солдаты. Они спрыгивают в окопы и оттуда ведут миномётный обстрел. Мы залегли. Сквозь грохот боя я слышу команду отступать. Кричу то же самое несколько раз и отползаю назад. В траншеи противника прятаться от миномётов бесполезно, окопы скорей всего пристреляны. Я укрываюсь за лежащим стволом дерева. Выждав момент встаю и пригибаясь, что есть силы бегу вниз. Грохочут взрывы, меня отбросило взрывной волной и я потерял сознание. Прихожу в чувство. Я среди своих, они меня вытащили из под огня. Наши спрятались за большим поваленным деревом недалеко от высоты. Потери ужасные. Здесь всего нас двадцать человек, половина ранены. От нашего укрытия в полукилометре на север около взвода наших, засевших в неглубоком овраге. Опять слышится гул моторов. Над холмом пролетели вертолёты. Они сбросили на парашютах какие-то белые баки похожие на газовые баллоны с множеством торчащих из их корпусов трубок. Парашюты были странной конструкции, больше похожие на воздушных коробчатых змеев. Они спускались очень медленно, баки под ними в это время вращались распыляя на приличное расстояние вокруг себя газ. Коснувшись земли баллоны взорвались одновременно сжигая парашюты. Надвигались сумерки. Вскоре наступила тишина, нарушаемая только шумом прибоя. И вдруг мы слышим как с горы доносятся приглушённые расстоянием стоны вперемешку с хрипами.
Я выглянул из-за укрытия. В начавшем сгущаться тумане увидел тени наших солдат, медленно бредущих по склону вниз. Рядом с ними, бок о бок, спускались и низкорослые вьетконги. Они брели все вместе, опустив головы, руки у них свисали как плети. Мы начали кричать своим, чтобы бежали сюда, что мы их прикроем огнём. Но они брели вниз не обращая внимания на наши призывы. Когда расстояние сократилось, нас всё-таки услышали и повернули к нашему укрытию. Мы стали стрелять во вьетконгов, но они даже не пригибались, что нас очень удивило, было такое впечатление, что стреляем холостыми. Вся эта толпа приблизилась к поваленному дереву. И тут они все, и наши и враги, со звериной яростью стали набрасываться на нас и кусаться. Мы отбивались, как могли, но ничто их не брало, ни пуля, ни нож.