Его последний сервитор повернулся, чтобы вступить в бой с протекторами, но он сказал: — Нет, отбой боевой готовности. Это протекторы Недоброго.
— Изрядный же беспорядок ты устроил, — сказал Старший Адепт Уртзи Недобрый, голосом, приглушённым лицевой маской из тёмной бронзы. Три зелёных бионических глаза, встроенные в бледные остатки его черепа, освещали внутреннюю поверхность его красного капюшона.
Хотя основным способом передвижения Недоброго были его человеческие ноги, они, вкупе с его правой рукой, представляли собой всё человеческое, что в нём оставалось. Его красная ряса была изготовлена из вулканизированной резины, толстой и износостойкой, а к его спине был прикреплён чудовищно большой силовой ранец, масса которого удерживалась в воздухе крошечными поддерживающими полями. Дистанционные роботизированные зонды шныряли взад и вперёд из его тела, поддерживаемые витыми кабелями, соединяющими их со старшим адептом.
— Да, — ответил Равашоль, вместе со своим последним оставшимся сервитором следуя за Недобрым по похожим на пещеры залам храма-кузницы. — Я сожалею, что вернулся к вам при таких обстоятельствах, мой повелитель, но я не знаю, куда бы ещё я мог вернуться.
— Нет-нет, — ответил Недобрый, взмахнув бледной, иссохшей от возраста рукой. Они вошли в широкое и высокое крыло храма, его массивные пилястры и изгибающиеся потолки заставили Равашоля почувствовать, будто его проглотили, и он находится в брюхе какого-то громадного зверя.
— Ты поступил правильно, придя ко мне, — продолжил Недобрый. — Абсолютно правильно. Я всегда говорил, что ты натворишь дел.
— Да, говорили, — согласился Равашоль. — Я просто не представлял, что это может привести к таким проблемам.
— Не волнуйся об этом, Паллант, — сказал Недобрый. — Я уже связался с адептом Хромом, и скоро это недоразумение будут улажено.
— С адептом Хромом? — спросил Равашоль в ужасе. — Зачем?
— То, что ты раскрыл, имеет последствия большие, чем ты можешь себе представить, Паллант. — ответил Недобрый, когда они подошли к усиленно охраняемой двери из матовой стали и бронзы. Мощная дверь откатилась в сторону на зубчатых запорах, и Недобрый жестом пригласил его войти.
Равашоль собирался спросить об этих последствиях, но тут он вступил в колоссальную залу, в которой были развешаны десятки тысяч костюмов боевых доспехов Астартес, и все вопросы вылетели из его головы. Комната была ярко освещена, и холодный свет слепяще отражался от неокрашенных доспехов. Глядя на их серебристый блеск, Равашоль вспомнил ветхие записи Старой Земли и сказки о воинах, скачущих в битву на спинах животных. При этой мысли Равашоль улыбнулся. Недобрый вошёл в залу и направился в её дальний конец.
— Я никогда не видел так много доспехов Марк-IV, — сказал Равашоль. — Должно быть, вид одетых в них Астартес — зрелище, внушающее благоговейный страх.
— Думаю, так, — кивнул Недобрый. — Конечно же, мы выпустили лишь половину от необходимого количества Марк-IV. И можешь представить, были трудности в том, чтобы заставить некоторые из более… традиционно настроенных Легионов отказаться от старого ”Железного Костюма”.
— Арморум Феррум? Но почему? Я думал, что Астартес жаловались на то, что старая броня Марк-III была слишком неповоротливой и неудобной в бою.
— Это так, согласился Недобрый, — но визуально это наиболее брутальный из всех образцов брони Астартес, и некоторые Легионы наслаждаются этой брутальностью и желают оставить его в качестве униформы для церемониальной стражи, или отрядов, находящихся на острие атаки.
— Но Марк-IV явно лучшая броня, — запротестовал Равашоль, будучи не в состоянии проследить логику Космических Десантников. Он подумал, что никогда не сможет понять Астартес, и даже вспомнил слухи, что скоро их классифицируют как отдельный вид, так далеко они ушли от исходного человеческого генома.
Глядя на висящие доспехи и переводя взгляд на сильно аугментированный внешний вид адепта Недоброго, он задумался, не думали ли Астартес то же самое о Механикумах.
— Результатом того, что ты привёл в движение, будут последствия, которые ты не в состоянии даже представить, — сказал Старший Адепт, когда Равашоль торопливо вернулся к нему. Сервитор подпрыгивая шёл рядом, тяжёлые удары его ступней эхом отражались от далёких стен.
— Ретроспективно разрешить тебе отправиться в храм Хрома было глупостью с моей стороны, но оценка прошедших событий — поразительная вещь, не так ли? — продолжил Недобрый.
— Я не понимаю, — сказал Равашоль.
— Это не имеет значения, — сказал Недобрый. — Тебе и не нужно понимать, но пока у нас есть какое-то время, позволь мне показать тебе, на чём в последнее время была сосредоточена работа моей кузницы.
— Это будет честью для меня, — сказал Равашоль. — Увидеть изделие, сработанное Старшим Адептом, что ж, этого я не мог ожидать увидеть, по меньшей мере, ещё столетие.
— Действительно, — сказал Недобрый, — но это исключительные времена, разве нет? Я думаю, некоторые отступления могут быть дозволены.
Равашоль последовал за Недобрым, идущим между безмолвных рядов бронированных фигур к дальнему концу залы, где на ступенчатом помосте из красного мрамора, пронизанного жилами золота и серебра стоял высокий чёрный цилиндр.
Недобрый поднялся по ступеням, и один из его роботов-зондов устремился к чёрному цилиндру, его светящийся глаз повернулся вверх, и из разъёма выдвинулся жужжащий ключ. Ключ проскользнул в цилиндр, хотя Равашоль не заметил замочной скважины. Парящий робот отлетел от цилиндра, начавшего жужжать, и залетел за спину Недоброму.
Чернота закружилась вихрем и начала истекать из цилиндра, оседая на помосте подобно облаку чернил в воде. Постепенно содержимое цилиндра стало видимым, по мере того, как его поверхность становилась из непрозрачной просвечивающей, и, наконец, прозрачной. Равашоль раскрыл рот в благоговейном трепете, увидев самый невероятно совершенный доспех Тактической Брони Дредноута из всех виденных им.
Более массивных пропорций, чем броня Марк-IV, его сегменты были изготовлены из пластин пластали большой толщины и окрашены в полуночно-чёрный цвет. Золото и бронза покрывали грани брони, и Равашоль ясно видел, что над каждой деталью этого доспеха работали самые искусные мастера Марса.
Золотые штифты обрамляли защиту плеч, а пояс из агата и бронзы притягивал взгляд к центру нагрудника, где находился сияющий янтарный глаз, с обеих сторон окружённый оскалившимися золотыми волками. Высокий ворот излучал красный свет, а с плеч свисала густая волчья шкура.
Равашоль поднялся по ступеням и встал перед возвышающимся доспехом. Просто находиться вблизи такого произведения искусства было дурманяще, и весьма пугающе. Равашоль протянул руку, чтобы прикоснуться к полированным пластинам, его рука дрожала, даже не смотря на то, что доспех был пуст. Пласталь была холодной на ощупь, но Равашоль ощутил слабую дрожь, пробегающую по доспеху, как будто машинный дух внутри видел сны про войны, в которых он будет сражаться. Он взглянул вверх, туда, где должна быть голова носящего доспех, и вздрогнул, внезапно испугавшись этого ужасающе брутального доспеха.
— Это зенит моей карьеры, — гордо произнёс Недобрый. — Я никогда более не создам ничего столь совершенного, как это.
— Он… необычайный, — сказал Равашоль, отступая от доспеха, который теперь не вызывал у него ничего, кроме ужаса. Что-то в его массивных очертаниях говорило ему об океанах крови, которые прольёт любой, кто наденет этот доспех, и он знал, что он был задуман, чтобы устрашать в той же степени, как защищать. — Для кого он создан?
Недобрый улыбнулся. — Для Магистра Войны.
Глядя в три светящихся глаза под капюшоном Недоброго, Равашоль почувствовал волну страха. Старший Адепт возвышался над ним, и от осознания того, что придя сюда, он совершил чудовищную ошибку, его живот скрутило узлом в приступе тошноты.
— Гора? — выдохнул Равашоль.
— Именно, — сказал Недобрый. — Доспех будет отправлен в систему Исстван со дня на день. Но пришло время покончить со всем этим, Паллант, ты не находишь? Ты изрядно напугал нас, сбежав от протекторов адепта Хрома. Мы не имели понятия, что ты можешь предпринять, а наш пакт с Магистром Войны слишком важен, чтобы позволить какому-то адепту третьего класса нарушить его. Я говорил тебе, что будут последствия, разве нет?