Он пропустил девушку, севшую на стул около стены напротив Сергея. Тот смущенно посмотрел на солонку, плавающую в остывшем супе, чувствуя себя полным идиотом.
— Миха, держи, — Вячеслав Крохин подошел к столу с подносом и стал выставлять тарелки на стол. — Еле-еле отбился от орд голодных пациентов. Надеюсь, оно того стоило.
Михаил с явным удовольствием зачерпнул ложку супа, отправил ее в рот и тут же, сморщившись, чуть не выплюнул все обратно.
— Зря надеялся, — пробормотал он, с трудом проглотив суп. — Теперь я понимаю, Серый, почему ты утопил в своей тарелке солонку. Хотя с твоей стороны это явное свинство — о том, что мы тоже захотим ей воспользоваться, ты, видимо, не подумал.
Сергей засмеялся и с удивлением осознал, что так он не смеялся уже долгое-долгое время. В груди у него разливалось странное, теплое чувство, чувство, о котором он уже забыл за дни, что провел здесь. Он попытался понять — что это, а когда до него дошло, нисколько не удивился.
Это чувство было ощущением покоя.
Закончив обед, они пошли в общую комнату на этаже Сергея. Анна и Мишка устроились на потрепанном красном диване, сержант и Сергей взяли по стулу и сели напротив. Девушка с любопытством оглядывала комнату, потолок в разводах протекшей воды, голые стены бледно-серого цвета.
— Фух… — Мишка поерзал, устраиваясь в продавленном диване поудобней. — Повар здесь явно учился у самого Гимлера: чтобы такое приготовить, надо иметь особый талант.
— Ага, — отозвался Сергей, — ты еще должен радоваться, что попал на суп, а не на какие-нибудь макароны. Иногда кажется, что он кидает их в холодную воду, пару минут ждет и только потом включает конфорку.
Аня покачала головой, улыбаясь, Мишка хмыкнул.
— Как получилось, что ты оказался в нашей компании, Слав? — осторожно спросил Сергей.
— Близко познакомился с толпой зараженных, из-за чего загремел в карантин, — коротко ответил сержант.
Одинцов бросил короткий взгляд на Мишку, тот едва заметно покачал головой.
— Давно? — спросил Сергей.
Сержант взглянул прямо в глаза Одинцову, и тот вдруг понял, что этот мужик вовсе не так глуп, как выглядит со своей блестящей лысиной, мускулами чернорабочего и нижней челюстью гориллы.
— Давай я сразу отвечу на все твои вопросы и больше не будем к этому возвращаться, идет? — сержант кивнул, соглашаясь сам с собой и не давая возможности Одинцову возразить. Впрочем, тот и не собирался. — Первое: я действительно раньше служил в этой части, по контракту. Несколько недель назад вместе со своими людьми был в рейде, попали в переделку, и нам помогла вот эта вот красавица — вместе со своими друзьями, конечно. По возвращении в часть нас поместили в карантинный блок, а спустя две недели отпустили. Так что мы с ней — ну и Мишка тоже — не больны, согласен?
— Слушай, я ведь не… — начал Сергей, но сержант перебил его.
— Второе: даже если бы я знал что-то о болезни в городе — я бы все равно тебе ничего не сказал, не смотря даже на то, что больше не… — он покачал головой, по его гладкому лицу скользнула тень. — В общем, ты меня понял. И третье: называть меня можно по фамилии, но лучше всего просто Степаныч или Сержант, так проще, ага?
— Ага, — после короткой паузы сказал Сергей, едва подавив дурацкое желание вскочить и отдать честь.
— Ответил на все вопросы? — спокойно поинтересовался Сержант.
Сергей только кивнул. Действительно, что еще можно было добавить?
— Слушай, а что с Рыжим, а? — спросил он, обращаясь к Свердлову.
— Не знаю, — ответил разом помрачневший Свердлов. — Я его не видел.
— Он был с вами? — спросил Крохин.
Сергей кивнул, не отвечая.
— Тогда, если Мишка не видел его в «карантинке», то, скорее всего, он в особой зоне, для зараженных… Он болен?
Ответил Михаил:
— Да. Из-за этого меня, наверное, так долго и продержали там. Пытались выяснить, что со мной.
— Раз выпустили, значит все в порядке, — заметил Вячеслав без особого интереса.
— Твоими бы устами… — Мишка криво усмехнулся.
— Забудь ты это, Миха, — Сергей похлопал приятеля по коленке. — Радуйся что ты здесь. Сла… Степаныч прав — если бы они что-то нашли, то вряд ли бы сидел сейчас с нами, не думаешь?
— Наверное. Только от этого все равно легче не становится, — он помолчал, а потом вдруг вздохнул и сказал: — Хотелось бы мне знать, что там происходит, снаружи. Чувствую себя как заключенный в тюрьме, а от этих вояк хрен чего добьешься. Извини, Степаныч.