За окном раздался громкий окрик, кто-то заорал, отдавая какие-то команды. Аня тряхнула головой, выныривая из омута своих непростых размышлений, откинула одеяло, встала и босиком подошла к окну. Из-за идущего дождя разобрать что-то толком не получалось, но снаружи явно что-то происходило. Девушка вздрогнула, когда взревел мощный двигатель машины. Кто-то отдавал команды, голос показался знакомым, но вспомнить, где она его слышала, не удавалось. По спине пробежала дрожь, но была ли она вызвана холодом или внезапным неприятным предчувствием — не разобрать. Девушка обхватила плечи руками и мелко задрожала, вглядываясь в яркую круговерть огней за окном. Там что-то происходило. И она твердо знала, что это «что-то» не сулило ничего хорошего.
Абсолютно ничего хорошего.
Девять часов, двадцать две минуты.
Первым на это обратил внимания часовой на северо-западной башне периметра.
Он совсем недавно заступил на свой пост, поэтому оглядывал окружающие часть пространства что называется «не замыленным» взглядом. Часовой сидел, спрятавшись за бортик вышки, и поеживался на усилившемся ветерке. Он поминутно оглядывал скрытую темнотой землю под ним, мысленно благодаря Бога за то, что сегодня не его очередь дежурить на юго-западном посту. Там протекала крыша, и никто пока не удосужился ее подлатать. Сидеть под постоянно льющейся сверху холодной водой удовольствие гораздо ниже среднего, уж он-то знал. А в такую погоду, когда дул порывистый ветер, да еще и шел дождь, ночь превращалась в настоящую пытку, когда ты больше думал о том, как согреть промерзшие кости, чем наблюдал за…
Паренек вдруг привстал на месте, сжимая в руках разом потяжелевший АК. Его взгляд уперся в одну точку, в небольшой, едва различимый в темноте холмик, почти на самой границе с освещенным пространством. Несколько минут рядовой, прищурившись, вглядывался, стараясь разобрать, померещилось ли ему или нет. Прошла минута, вторая. Нет, наверное, показалось. Проклятый дождь, ничего больше. Расслабившись, он уже почти уселся обратно, как глаз снова уловил движение. Нет, даже не движение, а всего лишь намек на него. Только след движения. Рядовой почувствовал, как почему-то напряглись мышцы плеч. Там что-то было? Или нет? Может быть…
Он вздрогнул и схватился за рацию, потянул ее из нагрудного кармана. Никаких сомнений больше не было. Часовой вдавил маленькую кнопку и быстро сказал в трещавшую статикой коробочку:
— Северо-запад, второй пост. У меня движение.
Не дожидаясь ответа, чувствуя болезненное возбуждение, он, не глядя, сунул рацию обратно, подхватил стоящий под рукой автомат и, не думая, что делает, мягко снял АК с предохранителя.
— Капитан, у нас проблема.
Вепрев поднял голову и посмотрел налитыми кровью глазами на лейтенанта, стоявшего перед ним навытяжку. Десантник шаркнул рукой по щеке, ощущая покалывание щетинок. Господи, как же он устал. Просто вымотан до предела.
— Что случилось? — голос Евгения Вепрева прозвучал хрипло, будто у простуженного.
— Не знаю точно. Северо-западная башня. Часовой засек движение.
— Движение? Что это значит, черт побери? Собака? Лисица? Леший?
— Никак нет, товарищ капитан. Похоже, там человек.
Вепрев некоторое время просто смотрел на лейтенанта, с трудом соображая, что сие означает. Человек. Какого черта кому-то делать за территорией части ночью? Это было глупо и опасно. Если только, конечно, это был их человек.
Капитан встал, усилием воли отгоняя сонливость. Он провел ладонью по лицу, словно стараясь стянуть с него маску усталости, повел плечами, выпрямился. Взял со стола автомат и пошел к выходу из комнаты.
— Дай Бог, чтобы твой дежурный не ошибся. Иначе ему будет не отделаться тремя нарядами вне очереди. Пошли.
Быстрым шагом офицеры вышли в дождь. Они направлялись к северо-западному углу стены с твердым намерением взобраться наверх и посмотреть самим на то, что увидел солдат. Было 9:31.
9:32.
Малышев зашел в кабинет полковника и мысленно вздохнул: конечно же, все уже здесь, он последний. Иногда у него возникала мысль, что они специально сговорились приходить пораньше, чтобы выставлять его идиотом. Он привычным жестом потер виски, где зарождалась головная боль. Этого еще не хватало…
Майор молча прошел на свободное место, сел почти на самом углу длинного стола. Все это время Маслов не спускал с него тяжелого взгляда. Константин Малышев невозмутимо положил перед собой папку, достал несколько листочков с отчетами и посмотрел прямо в глаза набычившемуся полковнику. Головная боль разрасталась от висков, уходя к затылку, но он не опускал взгляда. Наконец, Маслов пожевал губами, словно пробуя на вкус что-то неприятное, открыл свой широкий рыбий рот и сказал: