Так она и лежала в ванной, грустная девочка с телом взрослой женщины и даже не замечала текущих по щекам слез.
Сергею Одинцову снился сон.
Он медленно брел по поселку, в котором жил с родителями в детстве. С тех пор, как они переехали, прошло больше двадцати лет, но все вокруг было таким же, как и раньше, хотя он и знал, что сейчас поселок был заброшен и полуразрушен. Но во сне все дома были целы, сверкали крашеные заборы, шелестели тополя вдоль дороги. Стоял яркий сентябрьский денек, светило солнце, и легкий ветерок гонял уже начавшую опадать листву.
Сергей шел по асфальту, с любопытством оглядываясь по сторонам. Вот скамейка, на которой любили собираться бабки с окрестных домов, собираться с самого утра, чтобы сидеть до вечера, лузгая семечки и перемывая косточки всем подряд. Вот небольшая полянка, на которой они пацанвой летом гоняли мяч, а зимой играли в хоккей. Дом, в котором жил его дядя, Михаил, блеснул из-за угла оцинкованной крышей. Этот дом сгорел еще до того, как они съехали, сгорел из-за того, что напившийся по поводу получки дядя Миша уснул с зажженной сигаретой в руке. Хоронили его в закрытом гробу и много долгих часов мальчишки провели, рассуждая о том, сгорело ли лицо и «писька» дяди Миши. Во сне Сергей улыбнулся, вспоминая жаркие споры на эту тему, споры, доходившие чуть ли не до драк.
Неожиданно, подчиняясь причудливым законом сновидений, Сергей оказался у калитки своего дома. Он смотрел на старый сруб с щемящим и тревожным чувством. Поднялся ветер и солнечный свет поблек, стал не сентябрьским, а скорее зимним, неуютным. Сергей взглянул на небо, ожидая увидеть набежавшую на солнце тучку, но оно было чистым, только цвет его из пронзительно-голубого сменился на серый, свинцовый: казалось, что вот-вот посыплется снег. Солнце превратилось в тусклый глаз, застывший на неподвижном небосклоне в мрачной апатии. Порыв ветра пронесся по улице, поднимая пыль, больше похожую на мучную взвесь. Во сне Сергей чихнул и почувствовал кисловатый, но почему-то знакомый запах.
Он прикоснулся к подернутой патиной рукоятке калитки, поморщился, почувствовав сырую ржавость металла, с трудом повернул ручку. Скрипнув давно не смазанными петлями, калитка начала открываться, вдруг раздался треск, и она беспомощно повисла на одной петле. Сергей отступил на шаг и каким-то шестым чувством понял, что все вокруг стало не таким, как было.
Крыша дяди Миши больше не блестела, ее и крышей-то назвать можно было с трудом: сейчас дыр в ней было больше, чем листов железа. Раздался сухой неприятный звук и, обернувшись, Одинцов без удивления увидел, как скамейка развалилась на гнилые старые доски, из которых выглядывали кончики изъеденных ржой гвоздей. Заборы, окружавшие приусадебные участки, больше не выглядели такими уж новыми и ухоженными. Во многих из них сияли прорехи, отчего они стали походить на челюсти старика, который медленно, но неуклонно теряет последние зубы. На его глазах один из заборов заскрипел и упал в заросли травы, которой порос когда-то ухоженный огород. Над упавшей секцией поднялось облако невесомой пыли с резким горчичным запахом.
За его спиной раздался тяжелый густой не то вздох, не то стон и Сергей попытался обернуться, но его движения почему-то замедлились, как будто воздух вокруг превратился в воду, сковывающую движения. Он не успел развернуться и на четверть, как снова кто-то вздохнул, и послышались неторопливые шлепки босых ног по холодному бетону садовой дорожки. Сергей задрожал и попытался двигаться быстрее, но, повинуясь не писаным законам сна, его движения стали еще более неторопливыми. Он слышал, как шлепает ступнями тяжело дышащее существо, приближаясь к нему, но не мог ничего поделать. Солнце, зависшее в безвременном небе, изливало на Сергея холодный мертвенный свет, заставляя кожу покрываться мурашками. В воздухе стоял густой запах испортившейся горчицы, от которого свербело в носу, хотелось чихать и пердеть. Нечто за его спиной снова вздохнуло, на этот раз гораздо ближе, и Сергей беспомощно застонал во сне, скованный ужасом, превратившим его из тридцатидвухлетнего мужчины в семилетнего мальчика, увидевшего ночью у себя в шкафу сгорбленный силуэт чудовища.
На его плечо легла изящная рука с аккуратно подстриженными ногтями, и Сергей с мгновенным облегчением понял, что это человек, обычный человек. Более того, он тотчас узнал этот яркий лак.