(Мы дадим вам еду.)
По комнате словно пронесся невидимый поток, пробуждающий всех остальных от зыбкого, больше похожего на смерть сна. Они зашевелились, послышался шорох сползающих газет, шлепнули чьи-то босые ноги, кто-то приглушенно не то застонал, не то зарычал. Кажется, ему удалось привлечь толику их внимания.
Пастух огляделся кругом, глядя на встающих со своих мест подобия человеческих существ. Наконец он снова посмотрел на ждущего Обожженного, ухмыльнулся, обнажая гнилые зубы людоеда.
(Еда. Мы пойдем.)
Со всех сторон накатывали волны вонючего одобрения остальных полуголодных дикарей, живущих в этой искусственной пещере. Женщина, которая, казалось, позабыла про свой кусок мяса, издала гортанный звук одобрения и победоносно впилась в мягкую плоть желтыми зубами. Что-то с неприятным звуком чавкнуло, влажно хлюпнуло и из открывшейся на боку куска прорехи выпало несколько жирных личинок. Женщина равнодушно подобрала их с пола грязными пальцами, затолкала в рот и улыбнулась широкой довольной улыбкой. Обожженный развернулся, собираясь выходить и посмотрел на остолбеневших Очки и Шарфа; странная желчная ухмылка исказила изуродованное лицо.
Милые парни. Особенно эта безносая лапочка. А ведь они с ней еще и спят.
Очки успел отойти на пару шагов вглубь коридора и уже там выблевал свой завтрак на грязный пол.
Сейчас Обожженный, Очки и Шарф стояли на дне небольшого, промытого дождями оврага, и с любопытством наблюдали за тем, как их нежданно найденные союзники идут в сторону коттеджного поселка из полу-десятка дорогих домов. Точнее, любопытство было только на лице Семенова, да и союзниками диких назвать было нельзя — так, пушечное мясо. От воспоминания о мясе желудок Очков скрутило судорогой, рот наполнился кислятиной, он сплюнул на свежий снег желтоватую клейкую слюну. Шарф невозмутимо посмотрел на него, ничего не сказав.
(Интересно, там кто-нибудь есть?)
Обожженный кивнул.
(Есть.)
(Те, кого… мы ищем?)
(Не знаю.)
(Почему мы ждем?)
(Я хочу посмотреть, кто там. Если это не те, кто мне нужен, то пусть их.)
Обожженный обернулся, посмотрел на Пастухов, усмехнулся.
(В конце концов, я обещал им еду.)
— Что они, черт побери, делают? — спросил Николай. Он расположился около окна, слегка приподнял одну из шторок. Рядом, нервно покусывая губы, стояла Аня, уже одетая в ярко-красную «аляску». Ольга широко раскрытыми глазами смотрела на вроде бы бесцельно шатающихся туда-сюда оборванцев.
— По-моему, и так ясно, — заметил Олег. — Достаточно только посмотреть на них.
— Где Антон? — нервно спросила Аня.
Ответил Мишка:
— Он пошел вниз, там Макс и Сергей в гараже. И если кого-нибудь интересует мое мнение, то надо брать ноги в руки и сматываться отсюда как можно скорее. С одним пистолетом и карабином мы их только разве что разозлить сумеем.
— Я согласен, — кивнул Николай. Его лицо было бледным, только на щеках алели два неправильной формы пятна румянца. — Надо…
Ольга завопила так громко, что Аня отшатнулась от нее в испуге, но потом наклонилась и зажала ей рот рукой, отчего визг перешел в сипение. Девушка билась в руках у Семеновой, пытаясь вырваться, убежать отсюда как можно скорее и как можно дальше.
— Господи! Да что с ней такое! Помогите мне кто-нибудь! — крикнула Аня, едва удерживая бьющуюся, словно в агонии, Ольгу на месте.
Олег подскочил к девушкам и одним движением сграбастал впавшую в истерику женщину в медвежьи объятия. Она некоторое время трепыхалась, но постепенно затихла. Ошарашенная Аня обернулась к Коле, чтобы что-то сказать, но тот вдруг заорал во всю глотку:
— Быстрей, прочь, все прочь!
— О чем… — Аня обернулась к окну и почувствовала, как земля пошатнулась у нее под ногами. Господи, самое худшее, что могло произойти, уже происходило.
Люди на улице бежали в их сторону.
Максим взлетел по лестнице первым и поэтому именно он, а не Сергей, полетел на пол в обнимку с удивленно вскрикнувшей Аней. Макс упал, больно ударившись об пол локтем левой руки, которую выставил, стремясь не навалиться всем весом на девушку. Парень откатился с нее в сторону, держась правой рукой за локоть левой. Глаза Макса были плотно зажмурены, он крепко стиснул зубы, стараясь не закричать от резкой боли, пульсирующей в руке.