— Можно сказать, что время пришло, — Малышев зачем-то взглянул на часы. — В общем, наша задача добраться до тех, кто в городе и… м-м… разобраться в причинах, почему они напали на нас.
— И как же мы это сможем сделать?
Малышев как-то странно взглянул на него.
— Как-нибудь сможем. Если у нас не получится, то тогда мы разберемся с ними.
Вепрев похолодел, но не удивился. Чего-то такого он, в общем-то, и ожидал.
— Откуда вы можете знать, что они вообще там… товарищ полковник?
Малышев прищелкнул пальцами так громко, что звук вышел похожим на пистолетный выстрел. Вертолет качнуло, полковник недовольно посмотрел на напряженную спину пилота.
— Я просто знаю, дружище, просто знаю. Для вас этого должно быть вполне достаточно.
Евгений кивнул, не доверяя своему голосу. Малышев несколько секунд смотрел на него, потом тоже кивнул, словно удовлетворившись увиденным. Неожиданно его лицо исказила гримаса, и он оглушительно чихнул. Вертолет снова качнуло, но на этот раз едва заметно.
— Вот же черт, не хватало еще простыть. Никогда не любил «вертушки», — доверительно сообщил Малышев, доставая платок из нагрудного кармана. Он трубно высморкался, Вепрев наблюдал за этой пантомимой со смесью отвращения и удивления. Малышев аккуратно свернул платок, сунул его обратно и широко улыбнулся. — Если что, я же всегда могу положиться на вас, правда, дружище?
Вепрев снова кивнул, по-прежнему не доверяя самому себе.
— Отлично! Я в вас не сомневаюсь ни минуты! Кроме того, на кого мне еще рассчитывать, верно?
— Товарищ полковник, — голос пилота звучал неуверенно.
— Что?
— Кажется… — пилот сглотнул, — кажется, мы добрались до цели, товарищ полковник.
Перед носом вертолета, в нескольких десятках километрах от них вставал мертвый город, возносящий свои высотки к серому небу.
Он видел, как она обняла Сергея, когда он подошел и сел рядом с ней. Обняла, а потом поцеловала. Для Макса это было подобие удара Майка Тайсона под дых. Он почувствовал, как кровь отхлынула от лица, мозг беззвучно завопил, дергаясь в агонии. Его руки сжались на подлокотнике кресла, впиваясь в них, словно они были сделаны не из пластика, а из мягкой глины.
Как она могла? Как она могла? Почему?
Эта мысль билась в его мозгу с силой пули, разрывающей ткани. Он склонился вперед, словно от боли в животе, едва слышно застонал. Макс слышал, как его мать что-то спрашивает, положив на плечо руку, он слышал тревогу в ее голосе, но не мог ничего ответить. Просто не мог, горло сжало, будто какой-то невидимый душитель решил поиграть с ним.
— Мам… со мной… все в порядке, — прохрипел он. — Сейчас пройдет.
Мать с тревогой смотрела на сына, не понимая, что произошло. Но вот он выпрямился, с трудом улыбнулся бледными губами, вытер их, словно попробовал что-то горькое.
— Все в порядке, мам. Все в порядке, да.
Она кивнула, встревоженная, но уже чуть успокоившаяся. Она всегда верила своему единственному сыну. У нее, в конце концов, не было причин не верить. Он улыбнулся ей чуть более уверенно, она улыбнулась в ответ, не зная, какая ярость бушует в сознании Макса. Ярость и горькая обида.
Город выглядел покинутым и мертвым, на улицах не было людей — вообще никого, ни единого движения. Пустой, тихий, никому не нужный, Челябинск лежал, засыпаемый снегом. Они смотрели из окон медленно движущегося автобуса на брошенные машины, разбитые витрины магазинов, перевернутые тумбы и лавочки, редкие тела людей, ощущая, как страх заползает в душу вместе с запахом сырого подвала, исходящего от мостовой. И каждый из них чувствовал подспудную вибрацию сокрытой силы, наполнявшей улицы. Как будто кто-то наблюдал за ними, спрятавшись за слепыми окнами домов, в тенях узких проулков, в вихрящемся снежном танце. Сам город, казалось, замер, ожидая, что же будет дальше.
Автобус продолжал ползти по улицам, огибая редкие машины и кучи хлама. Почему-то Николай подумал, что они приближаются к точке, откуда не будет возврата. Ольга — уже пришедшая в себя — испуганно заплакала, прижавшись к мертвенно-бледному Антону. Мишка судорожными движениями тер виски, ощущая словно бы накатывавшую с улиц тяжесть, которая вызывала ноющую головную боль. Вячеслав Степаныч, он же Сержант, держался лучше остальных, но и его загорелое лицо было мрачно, взгляд перебегал с одного на другое, словно военный пытался выследить спрятавшихся от него людей. Они все были напряжены, даже Самарин, согнувшись, вглядывался в лобовое стекло автобуса, стараясь увидеть что там, впереди.