— Папа, пожалуйста, не надо… — застонала Аня. Она пятилась, не в силах отвести глаз от отца. Он медленно шел к ней, ухмылка не сходила с обезображенного лица. Мать, до сих пор лежащая на полу, захрипела, приподнялась и схватила его за ноги, увлекая на пол. Он недоуменно хрюкнул и упал.
Аня завизжала и, не раздумывая, шагнула вперед. Валентина сжимала ноги отца, зажмурив глаза, а он колотил ее кулаками по лицу и голове.
— Прекрати, прекрати! — закричала Аня, женщина вдруг открыла глаза и посмотрела на нее.
Самым страшным было то, что в глазах матери не было и намека на безумие: только боль, страх и слезы. Она смотрела на свою дочь, и во взгляде метался ужас от содеянного.
— Уходи, Ань… пожалуйста.
Кулак отца вонзился в зубы, выбивая их. Валентина закричала, разжала руки, он извернулся, схватил ее одной рукой за подбородок, второй за голову…
А потом резко повернул в сторону.
Аня не помнила, как выскочила из квартиры на улицу, как бежала по лестнице вниз, к выходу. Она почти ничего не видела перед собой, из глаз текли слезы. В голове было абсолютно пусто, девушка просто бежала по каким-то дворикам, совершенно не соображая и не помня, кто она и куда бежит. Несколько раз падала и снова поднималась, вытирая слезы, размазывая по лицу грязь. На улице в столь ранний час было прохладно, но ей было плевать на то, что она выбежала в одной короткой ночной рубашке и трусиках. Ей это было, как они говорили в детстве, глубоко пофигу.
Она не слышала, как взорвался котел в первой городской больнице, она не слышала криков и воя толпы, один из которых — бывший кадровый военный сапер, а теперь всего лишь еще один одержимый жаждой убийства безумец — и заложил небольшое устройство в подвал. В ее голове снова и снова раздавался сухой щелчок, с каким ломается ветка — и этот звук заглушал все другие, заставляя слезы катиться по щекам бесконечным горьким потоком. Девушка полагала, что сошла с ума, но ее радовала эта мысль, и тогда она начинала смеяться. Но потом слышала звук, с которым сломались шейные позвонки матери, и Аня снова плакала.
Она бежала так, не разбирая дороги, минут десять. В конце концов, ее занесло в тот дворик, где, спрятавшись от толпы и решая, что делать дальше, укрылись Максим и Николай Гладышев, которого Макс называл про себя Гражданин Портфель.
Глава десятая
Рыжий пришел в себя, когда они уже почти добрались до больницы. Ехать пришлось почти час: на центральной улице произошла авария, прямо посреди дороги сцепилось между собой полдесятка авто. Ехали вокруг, по односторонним улицам, из-за чего частенько приходилось петлять, да и ко всему прочему качество дорожного полотна оставляло желать лучшего. Когда «шестерка» жалобно скрипнула рессорами на пятой (если не на десятой) кочке, Мишка волей-неволей сбросил скорость. Сергей то и дело оглядывался назад, где развалился Рыжий. Выглядел тот не важно, и Сергею казалось, что с каждой минутой состояние ухудшалось.
— Б…ь! — ругнулся Мишка, когда машина подскочила на очередной выбоине.
Сергей посмотрел на него — бледное лицо, желваки на щеках, взгляд, напряженно всматривающийся в дорогу перед машиной — и сказал:
— Потише, Мишка. Почти приехали.
— Я знаю. Как Рыжий?
Одинцов посмотрел через плечо на тяжело дышавшего приятеля и покачал головой.
— Так же. Не могу понять, что с ним такое. Вроде все кости целы, а лежит будто в обмороке. Или как там это называется, когда долго в себя не приходят?..
— В коме, — подсказал Михаил. — Нет, я не думаю…
— Кто тут у вас в коме? — поинтересовался сзади хриплый голос.
Мишка от неожиданности крутанул руль, выскочил на встречную полосу, но быстро вернул автомобиль на место.
— Сашка, мудак!
— Сам мудак, — вяло огрызнулся Рыжий. Он с трудом сел на сиденье и поинтересовался: — Мы куда?
— В больницу, — Одинцов посмотрел на Сашку. Тот выглядел не только больным, но еще и очень слабым. Казалось, он и сидит-то с трудом.
— Ты как?
Александр посмотрел на него измученным взглядом, вытер рукой рот, потом, как будто через силу, ответил:
— Пить хочу.
— Мишка? — Сергей встретился взглядом с приятелем в зеркальце заднего вида.
— Нет ничего. Почти приехали, там попьешь.
— Добрый ты… — Сашка снова откинулся на спинку сиденье, будто он потратил на разговор последние силы. Прикрыл глаза и просто сидел, тяжело дыша.