Он уже знал, что папа у нее — полковник КГБ, но это его мало пугало, поскольку Василий Федорович производил впечатление вполне нормального человека, даже симпатичного, а уж умного — вне всякого сомнения. Они даже подружились, хотя поначалу Сергей сильно комплексовал, думая, что после первой же рюмки тесть начнет его усиленно вербовать. Этого не произошло. Василий Федорович не путал свои личные дела со служебными. Он поднатужился и купил любимой дочери и зятю двухкомнатную кооперативную квартиру. Родители Сергея, простые советские инженеры, не потянули бы даже на барачную постройку типа «шалаш». Тесть же и устроил его после окончания вуза на престижную работу в закрытый и сверхсекретный НИИ промприбор, где Сергей изнывал от скуки, мечтая заложить как-нибудь в свою лабораторию килограммов двадцать тротила. Он начинал чувствовать все большую зависимость от Василия Федоровича и Катеньки, чего никак не могла позволить его вольнолюбивая натура. Какое-то брожение шло в его душе, какие-то уксусно-кислые ферменты превращали застоявшийся компот в вино. Родилась дочка Танечка, небесное существо с ясными голубыми глазками. Сергей неожиданно почувствовал, что возлюбил ее больше себя самого. Это открытие приятно щекотало его готовую к расползанию душу.
А перестройка тем временем набирала ход, рельсы уже были частично разобраны, и все государственные паровозы мчались под откос. На исходе развала КГБ Василий Федорович успел влезть в китель с генеральскими погонами, а Сергей защитить какую-то дурацкую диссертацию. Потом начался дикий, всепожирающий разгул демократии, в воздух летели не только чепчики, но и исподнее: граждане великой страны освобождались от трусов и лифчиков, как от страшного наследия тоталитаризма. Одним из первых указов отменили статью о гомосексуализме. Наши меньшие «голубые» братья вздохнули с облегчением: свобода есть осознанная необходимость половых сношений с бисексуалами. Ящик Пандоры открылся… Вместе с треснувшим Союзом пошли трещины и в семейной жизни Сергея и Катеньки. Примиряло их только совместное винопитие, которое случалось все чаше. В остальное время они до хрипоты спорили о будущем России. Генеральская дочка оказалась жуткой радикалкой, мечтающей разрушить до основания даже коммунистические водонапорные башни. Сергей говорил, что налетевшие новые мухи станут кусать еще больнее, пока не утолят жажду. Двухлетняя Танечка не понимала, почему это мама с папой орут друг на друга на кухне, но ее внезапное появление успокаивало.
В НИИ промприборе пошли массовые увольнения; секреты, над которыми трясся первый отдел, через него же стали уползать на Запад. Наступило великое, невиданное доселе в мировой истории время иуд. Сам Василий Федорович работал теперь начальником секретной службы в одном из крупнейших московских банков и на чем свет стоит клял родной КГБ. Его, оказывается, тоже всю жизнь давила система, не давая дышать полной грудью, увешанной орденами. А что же Сергей, еще в андроповские времена провозглашавший буйные пьяные тосты «За Россию без коммунистов»? Он вновь оказался не у дел, на какой-то обочине жизни. Места в демократическом раю ему не нашлось. Напрасны были диссидентские выходки, грозившие ему десятью годами тюрьмы. Как-то раз, плюнув, Сергей впервые пошел в Мавзолей, предварительно напившись, и стал «чистить себя под Лениным». Дедушка лежал тихо и мирно, почти не шевелясь, но что-то злорадное шевелилось в его улыбке. Пальчики были сложены в каком-то масонском символе, готовые при надобности свернуться в фигу.
— Эх ты, гнида, — громко сказал Сергей и вновь плюнул.
Его бережно вывели. Теперь никого не удивляло злорадство.
Катя начала погуливать. Сергей знал об этом. Все чаще она возвращалась домой за полночь, пахнущая мужским потом. Нагло дымила в лицо некурящего мужа, сверкала глазищами, довольная, что удовлетворила свое жаркое лоно, но требующая еще и от мужа похотливых ласк. «Не удавить ли ее?» — думалось в такие минуты Сергею. Желание крепло, и один раз, не выдержав, он повалил ее на пол и принялся душить. Но через несколько мгновений сквозь какую-то мутную пелену разглядел ее смеющееся лицо. Дурак человек: его убивают, а он хохочет. И Сергей, оттолкнув пьяную жену, ушел в комнату к Танечке, начал там благодарить Господа за то, что спас его грешную душу.