Дальше, однако, стало еще хуже. И в государстве, и в личной жизни. Экономика падала навзничь вместе с Катюшей, которую обуял какой-то сексуальный голод, схожий с начинающимся голодом в стране. Их семья проходила все этапы демократизации, от эйфории до диктатуры, и авторитарным правителем становилась она, Катенька, владелица квартиры, в которой Сергей даже не был прописан. Однажды он вернулся из командировки и застал за столом напомаженного жеребца в шлепанцах, чувствовавшего себя довольно вольготно.
— Это Федося, — познакомила их коварная супружница. — Мой старый приятель.
Хорошо хоть не сказала «любовник», что, впрочем, и так было ясно. Сергей что-то пробурчал в ответ. Он устал, и ему хотелось спать. Сели ужинать. Федося и не собирался уходить.
— Ему временно негде жить, — пояснила Катюша, не моргнув глазом. — Так пусть он пока у нас останется.
— У нас постель маловата для троих, — откликнулся Сергей, махнув стопку водки.
— А я ему на кухне раскладушку поставлю, — жена явно издевалась над ним.
— Я умещусь, — подтвердил Федося, которого забавляла вся эта ситуация.
Сергей внимательно посмотрел на него и разглядывал довольно долго. Потом перегнулся через стол и врезал парню левой в ухо. Юный Казанова упал под стол и не торопился выныривать оттуда. Катюша истерически завизжала.
— Убирайся из моего дома! — орала она. — Все, развод! Немедленно!
— Как вам будет угодно, — вежливо согласился Сергей.
Через месяц они развелись, и больше всего Сергей жалел свою смышленую Танечку, к которой успел прикипеть всей душой. Да и непутевую жену продолжал как-то отчужденно любить, вспоминая прожитые с нею годы и ища в них только хорошее. Сначала он жил у своих родителей на Якиманке, но вскоре не выдержал постоянного надзора и пиления, словно он был деревянным чурбачком, предназначенным для камина. Старики были милые и добрые люди, но совершенно не понимали того, что он уже принадлежит совсем другой эпохе — эпохе предательства и смрада, в которой гибли и не такие снежные вершины, как он.
Неожиданно поступило предложение от его школьного приятеля, отправлявшегося в Каир, — перебраться пока в пустующую квартиру в Сокольниках. И Сергей с радостью согласился. К этому времени он уже был полноценным безработным, медленно, но верно скатываясь на самое дно.
А сейчас он вертел в руках телеграмму, которая извещала, что египетский друг возвращается через неделю. И до таинственной встречи на Чистых прудах оставался один час.
Глава четвертая
ЧЕЛОВЕК С ЧИСТЫХ ПРУДОВ
К четырем часам Сергей приехал на Чистые пруды и прогуливался возле магазина «Дайна», чувствуя себя необычайно глупо, словно принимал участие в какой-то детской игре. Это ощущение усиливалось еще и оттого, что неподалеку на скамейке сидел весьма странный тип в замызганном плаще с капюшоном, из-под которого посверкивали его глаза. Тип держал на коленях чемоданчик с открытой крышкой и периодически нырял туда головой. Он производил впечатление партизана из брянских лесов, готовящего взрыв мчавшихся мимо трамваев. «Еще один сумасшедший, — подумал Сергей. — Уж не с ним ли мне назначена встреча?» По статистике, которую ему поведал знакомый врач, на Москву сейчас приходилось шестьдесят процентов людей с психическими отклонениями. «Партизан» выудил из чемоданчика стакан и, опасливо косясь на Сергея, опрокинул содержимое в рот.
Сергей отвернулся. Интересно, в какой процент попадает он сам? Мимо проходил сухощавый, загорелый до черноты мужчина с тщательно подстриженными белесыми усиками. Он поравнялся с Сергеем и негромко произнес:
— Сто двадцать три…
Сергей быстро сообразил и отозвался:
— Тридцать один — пятнадцать, — повторив окончание номера телефона.
Похожий на мумию мужчина, словно бы не глядя на него, сказал:
— Давайте пройдемся по аллее.
Сергей решил меньше говорить и больше слушать, поэтому лишь молча кивнул и пошел рядом. «Партизан» зыркнул на них из-под капюшона и снова нырнул в свой чемодан. Было жарко и душно, над Москвой плыла какая-то грязно-серая копоть. Сергея все еще забавляла сложившаяся ситуация, но его странный спутник также молчал, будто ждал некоего сигнала.