Терранс громко смеется.
— Ты лжёшь! — кричит авар. — Лжёшь!
Мелисса пожимает плечами и исчезает.
Обратный отсчёт на её запястье показывает 10.15.45
Время идёт.
Терранс лен Валлин всё также сидит в стеклянной клетке. Мелисса смотрит на него и ждёт. Авар злится и проверяет на прочность стены своей тюрьмы. Он сломал запястье, раздробил костяшки пальцев, вместо правой руки Мелисса видит месиво, рука плетью висит вдоль тела и теперь он бьет в стекло камеры левой рукой. Каис безразличен к боли авара и его упрямству, на стекле не появилось ни одной царапины.
У базового комплекта конфигураций, оболочки под название “человек” есть предел, за который сознание не способно выйти. Предохранитель. Если ты считаешь себя человеком, то упав с большой высоты, ты умрёшь. Система создана идеально, но есть исключение. Осознав себя, как поток информации, некоторые индивиды способны обойти предохранитель, выйти за границы материальной оболочки. От боли авар давно должен был потерять сознание, но он не обращает на нее никакого внимания, отделив сознание от плоти, он не чувствует боли.
Мелисса смотрит на время, вновь переносит проекцию своей аватары внутрь камеры и драматично вздыхает с искренним сочувствием.
— И в чем смысл твоего самоистязания? — на лице двенадцатилетней девочки отражается неподдельное непонимание и Каттери лен Валлин разводит руками. — Умереть ты не можешь. А даже если, то я снова верну тебя.
— Чего ты от меня хочешь? — спрашивает Терранс, он опирается ещё целой рукой на защитное стекло, красное от крови, головы он не поворачивает и смотрит себе под ноги. — Ты ведь не просто так оставила меня здесь? Чего тебе надо?
— О, великие идолы прошлого! Я хочу чтобы ты понял, все, что ты видишь вокруг — идеальная имитация лабиринта для лабораторной крысы! Ты можешь прожить свои мгновения и даже получить от них удовольствие, но это побочный продукт. Основа же, сама ось, это лабиринт памяти, пустыня Арради, то, что выходит за рамки материального мира, только там ты на самом деле можно найти выход. Там, где времени нет и смерти нет. Здесь же ты должен научиться смотреть на все снаружи, словно и время, и пространство, и материя, все отдельно от тебя. Так же, как ты сейчас вышел за границы своей боли. Этого я хочу от тебя. Забудь о терминологии — мать, дочь, отец, всего этого не существует. Выброси устаревшую модель на помойку. Здесь никому не нужны твои чувства, чувства — это имитация. Ты играешь роль, которую тебе написали. И запись постоянно повторяется. Свобода воли в этой игре не предусмотрена, модель поведения определяется оболочкой, форма здесь определяет суть. Ты — это в первую очередь твой статус сохранения информации. И есть несколько правил, по которым можно играть на грани. Часть тебе уже доступна, ты способен выйти за границы восприятия оболочки, в тебя изначально заложена память о том, что это возможно. Своего рода расширение для твоей версии, иначе ты бы умер. Это закон конфигураций. Никогда не забывай, плоть хоть и ограничение, но именно плоть имеет точку контакта с Творцом. Вне оболочки ты не сможешь ничем управлять. Тело своего рода интерфейс. Ты ведь хочешь управлять, не так ли? Хочешь власти? Я покажу тебе настоящую власть, власть Творца, но есть еще одно правило — правило времени, которого нет. Творец видит, как тасуются вероятности будущего и способен их менять. Если научишься прокладывать Тропы, то сможешь видеть вероятности будущего. Пройти по ним и оценить все перекрёстки. Самое сложное потом вернуться обратно, ведь каждая вероятность это полноценное настоящее, то, что происходит прямо сейчас. Хочешь увидеть вероятность, где ты — Император Дерентии? Я могу показать тебе путь к тому, чего ты так желаешь.
Терранс отталкивается от стекла и выпрямляется. Его отражение прикрывает веки. Мелисса ждет. Она видит его жажду, знает, как он хочет верить, ведь единственное, что поддерживает в нем жизнь, это идея о том, что он избранный. Он уже так много сделал, принял так много решений, принёс так много жертв, все это не может быть зря. Он должен найти источник знаний и тем самым спасти человечество.
— И что я должен сделать ради этого?
Прозрение
Девять просыпается в кромешной темноте, пытается пошевелить руками и ногами. Каждая мышцы дрожит, это похоже на озноб. Она не привязана. Она нащупывает край кровати, он металлический, в воздухе висит запах антисептика. Она спускает ноги, но не достает до пола. Она не видит, но чувствует что в помещении светло. Корабельный лазарет? Лаборатория?
— Здесь есть кто-нибудь? — спрашивает она.
Голос все еще принадлежит двенадцатилетней девочке Каттери лен Валлин.
— О милостивая мать! — голос Преподобного эхом отскакивает от стен. Она чувствует, как тонкие, но сильные пальцы сжимают ее запястья, потом ощупывают руки и плечи, словно Преподобные не может поверить в ее материальность.
Она и сама с трудом может.
— Живая! — с облегчение говорит Преподобный. — Творец милостив!
На плечи ей опускается теплое одеяло, старик обматывает ее как куклу, она не сопротивляется. Она перебирает в голове новые знания, как Преподобный перебирает четки, пытаясь постичь что-то высшее в замкнутом цикле повторяющихся действий. От новых знаний она стала тяжелее, будто ей на плечи вместе с одеялом опустилась древняя скорбь о потерянной надежде. Знания, которыми так жаждет обладать Терранс лен Валлин, не радуют её. Она чувствует страх. Ее тошнит от одной мысли, что Творец уничтожит мир, но знание теперь в её крови, как сеорид.
— Ты в безопасности, дитя, Творец милостив!— Говорит Преподобный. Для него она всего лишь маленькая девочка, он считает, что в ответе за нее.
Девять отталкивает Преподобного, сбрасывает одеяло и на свой страх спрыгивает с койки. Пол больно ударяет по пяткам, она поджимает губы и делает глубокий вдох.
Это глупо так откровенно демонстрировать свою беспомощность.
Она слепая, куда она пойдет?
На корабле очень холодно, машина экономит энергию и из систем жизнеобеспечения разумно выбрала воздух, а не отопление.
— Вам лучше остаться в постели, айя, — говорит Преподобный.
В нем что-то изменилось, она чувствует это.
Несколько минут звенит тишина, в которой отчетливо слышно шипение воздуха и механический ритмичный звук в глубине корабля.
— Где мой отец? — спрашивает она.
По привычке она пытается смотреть вверх, но голос старика раздается снизу, он опустился перед ней на корточки. На вопрос он не отвечает, а говорит успокаивающе:
— Все будет хорошо, дитя!
И вдруг она понимает, что не так.
— Вы прозрели, Преподобный? — спрашивает она.
— Да, айя, — отвечает старик. — Прозрел! Творец милостив!
Его сильные, костлявые пальцы ложатся ей на плечо. В экстазе преклонения Преподобный даже не замечает, что делает ей больно. Она рычит и выворачивается, пытаясь понять, где находится выход. Память рисует в ее голове маршрут, словно кто-то дал ей светящийся карандаш. Сомневаться некогда, она срывается и бежит к возможному местоположению дверей. По пути она вынуждена бросить одеяло, оно слишком тяжелое. Холод металла обжигает босые ступни. Она чувствует, как изменяется поверхность пола под ногами, тот идет вверх под уклон, и это придает ей уверенности. На ее мысленном рисунке горит светящаяся точка выхода. Самое сложное рассчитать расстояние. В какой-то момент она останавливается, понимая, что Преподобный не бежит за ней, он стоит и кричит ей вслед:
— Всемилостивый творец, айя, куда вы?
Перед ней пустота, она чувствует ее. Путь свободен, словно кто-то знал и открыл ей дверь. Она не оглядывается и перешагивает высокий порог. По ту сторону порога света меньше, она слышит эхо и чувствует впереди длинный коридор, один из многих длинных коридоров, замкнутых вокруг оси корабля. Она ощупывает шершавую поверхность стены.