Келли же сначала демонстративно ушла к себе, но через час ей стало скучно, и она тихо прокралась в комнату Каттери.
— Я тебя слышала когда ты ещё на лестнице была, — сказала айя и улыбнулась этой неуклюжей попытке. Келли часто проверяла ее, пытаясь застать врасплох.
— Ну и ладно! — сказала Келли и громко захлопнула дверь. Намереваясь отчитывать её, Келли всегда ходила по комнате, как взрослая, заложив руки за спину.
— Вот рассердится мэтресс и снова отправит нас в ссылку в тот каменный мешок в Найбе. Одни камни, сырость, вонючие болота и четыре часа хода до приличной лавки. И этот ветер, от которого я спать боялась, будто огненные геенны воют, призывая Саатару.
— Это не ветер, это брачный крик изырги, они размножаются на болотах. Для ученицы академии ты невероятно примитивна. Почему ты до сих пор веришь в эту ерунду? Геенны! Саатара! Сколько раз можно говорить! Все это выдумки, Келли!
— А как же тогда твоё зрение? Ты знаешь то, чего никогда не видела!
— Это Творец, он все видит и все помнит, но он не бог, он — машина. Древо — источник энергии, а ступени эо, уровни восприятия её потоков. И я слышу эти потоки, так Творец говорит со мной. Помнишь, как ты мне сегодня в деревне описывала, как выглядит кулус? Так и Творец помогает мне знать о том, чего я не вижу.
— Творец-машина? Как ты можешь такое говорить! — Келли оглянулась на дверь, не подслушивает ли Джосси, но Каттери точно знала, что в коридоре никого нет. Во время таких разговоров её всегда накрывала волна разочарования. Каттери никак не могла взять в толк, почему к ней приставили именно Келли. В наказание? Или Дом Аринэ просто избавился от младшей дочери, которая умом не вышла.
— Это, Келли, настоящая история нашего мира, — сказала Каттери и тяжело вздохнула.— Творец — машина, а Вестники — обычные люди, две женщины и трое мужчин, которых Изначальные спасли после крушения корабля и пустили внутрь Предела. Холодный и мёртвый Алькаан тогда принадлежал только избранным детям Творца — инкероа! Изначальные создали все условия для людей, запустили Атмосферные станции и Сеятелей в океане.
Келли закусила губу, наклонила голову к плечу и нахмурилась. В комнате воцарилась напряжённая тишина. Каттери слышала тяжёлое дыхание и спиной ощущала жар, идущий от наследницы дома Аринэ. Келли думала и пыхтела, но спорить не пыталась. Наконец, она подошла и склонилась над треногой мольберта, перед которым сидела Каттери.
— Ты рисуешь эту тварь? — спросила Келли, пытаясь сменить тему разговора. — Что ты в нём увидела?
Каттери отложила уголь, которым до появления Келли сделала набросок. Мысленно она все ещё искала решение, как показать свет, исходящий от птицы, который видела только она.
— Я коснулась его сознания, и знаешь, он очень умный. А ещё ему больно, как и мне.
Каттери вытерла руки тряпкой и твёрдо сказала:
— Келли, завтра мы идём в лес.
— Нет, нет, и нет! — закричала Келли и выпрямилась. — Ты опять затеяла какую-то пакость, за которую мне влетит. Заметь — мне!
— Спорим, я найду яйцо кулус? Сейчас ринну, самый сезон, — сказала Каттери.— Кулус обычно прилетают на северный склон заброшенной каменоломни.
— Пфф! — громко сморщила нос Келли. — Собираешься лазать в гнезда лавочника и ощупывать все яйца? Если ты не слышала Ката, то мальчишки из деревни тоже лазают на склон каменоломни. Один там и остался, сорвался вниз в старую шахту.
— Они не знают, как отличить одно яйцо от другого, а я знаю!— сказала айя. — Спорим?
— Бергий нас уже один раз поймал, — шепчет Келли, но очевидно, что она сдалась, ее эо полыхало всеми цветами азарта.
— А теперь не поймает! — улыбнулась Каттери.
Все началось с того, что она поспорила с Келлианой, что найдёт яйцо птицы кулус, но вместо яйца, она нашла вылупившегося птенца и тот её укусил.
Она помнит пряный сухой воздух леса, шершавую кору дерева, как Феррис рычал и кидался, не в силах порвать цепь. Как Келли сначала плакала, а потом выла, держа её на руках. Было что-то ещё, но она не помнит. Кто-то кричал. Её долго несли, в темных, кровавых сумерках соты. Она чувствовала свет красной луны на своей коже, как ватное одеяло. Страх вытеснял боль. Тогда она думала не о том, что умрет, а том, как разозлится отец и что Келли будет виновата. А потом она почувствовала кожей яркую вспышку и лес пропал. Пропал запах и звук. Мир канул в тишину. И тогда она открыла глаза и увидела.
Терранс лен Валлин
Терранс лен Валлин просыпается, некоторое время лежит, глядя в потолок, стараясь успокоить дыхание, потом откидывает одеяло, садится и спускает ноги на пол. Под ногами теплое, белое дерево. Он оглядывает комнату, видит пустые стены, распахнутое настежь окно. Ветер треплет шёлковую занавесь.
После смерти жены он вынес почти всю мебель, ковры и картины, остался только стол, кровать и её портрет в широкой раме. На портрете Алийя утопает в кресле, подтянув под себя ноги, на ней зелёное платье и взгляд из-под пушистых ресниц. Жена насмешливо смотрит на него со стены.
Терранс смотрит себе под ноги. Идеально ровные половицы выстраиваются в геометрический узор, узор этот — йондаль земли, глубокий и тяжёлый. Он чувствует его холод, холод течёт меж пальцев и Терранс сжимает кулак.
Йондали — это язык, изначальный язык, на котором говорит Творец.
Симметричный узор йондаля стягивает кожу на правой стороне лица, Терранс дёргает щекой и стискивает зубы.
За окном расцветает дан сол, медленный и тягучий. Терранс не видит, а чувствует, как жёлтый диск Веды исчезает, падая в пелену океана. Серебристые стрелки часов на столе показывают ноль пятнадцать солнечного дана. Внутри циферблат разделён на четыре круга, первые три лунные: Чёрная Эбо— восемь часов, Красная Сота— шесть часов, Солнечная Веда— шесть часов. Последний круг — солнце, которому отведено двенадцать часов. Вместе со стрелкой по циферблату двигается и тень. Тень Творца, который с каждым днем все ближе к Алькаану.
Терранс знает, как на самом деле идёт время, он чувствует его, слышит Творца, идущего по кругу. Каждый восход луны он ощущает кожей. Узор на его лице, как антенна, принимает сигнал, а сеорид в крови работает как проводник.
Солнце всё выше поднимается над водой пролива Трёх Столбов, лучи проникают в комнату и свет падает Террансу под ноги, будто пытается вырвать его из черноты сна, из удушающих объятий кошмара, но кошмар происходит наяву: в двух спальнях от его комнаты, лежит на мокрых простынях его дочь. Маленькая, хрупкая, невесомая оболочка с горящей внутри искрой. Бесконечная сущность пробивается, как росток альбы сквозь камень. Камень уступает изначальной памяти и ее глубоким корням.
По закону Ордена Хранителей он должен отдать дочь харонам, упокоить её пробуждающуюся память, дать перерезать изначальные корни. Человек должен оставаться человеком, а забвение неотъемлемое свойство смертной жизни.
Он злится и думает о матери, мэтресс Ордена Хранителей, высохшая и белая, как дерево, Ванесса лен Валлин неизменна в своей ипостаси не первую сотню лет. Терранса передёргивает от глубины лицемерия.
Дан сол вытягивает длинные солнечные лапы по полу комнаты и замирает. В воздухе клубится пыль.
Терранс встаёт, подходит к окну и щурится. Утро за окном разрастается и шумит: взрываются коробочки семянника, выбрасывая в воздух оранжевые искры, срываются птицы с веток, перешёптываются кроны альбы и красного клена. С воды поднимаются клочья тумана и скользят над землей меж острых, как бритва, стеблей соллоки.
Сквозь туманную дымку над водой Терранс пытается увидеть опасность прежде, чем она окажется на его пороге. Бури не избежать, он знает, он чует её. Чует, как сгущается воздух, как накапливается электричество. Все громче слышны крики птицы-рыбы, киатту опускаются все ниже к воде в поисках пищи, совсем скоро туман выгонит их побережью. К людям.
Это происходит каждый цикл, но в этот год ринну особенно жаркий, а значит, сезон гнездовья начнётся раньше и людям придётся уходить второпях и налегке. Деревни опустеют, земля побелеет от соли...