С отсутствием страха перед общественным мнением, был сильно связан интерес Эриксона к экспериментам, проводимыми в естественных общественных ситуациях. Он проводил опыты, то приходящие ему в голову спонтанно, то ранее запланированные и упорядоченные. Хейли вспоминает:
"Типичным для него было, что независимо от общества, в котором он находился, он проводил эксперимент, чтобы проверить, как кто-то на что-то реагирует. Случалось, он рассказывал мне, что иногда выбирает одного человека на приеме, настойчиво в него всматриваясь, чтобы проверить его реакцию. Или ставил своей задачей заставить человека пересесть с одного стула на другой, не прося его об этом напрямую. Иногда это казалось ему хорошим способом разогнать скуку. Такие занятия были обычными для его активной натуры. [...]
Я вспоминаю эксперимент, во время которого, он сказал что продемонстрирует, как можно заставить данного человека забыть что-то, постоянно ему об этом напоминая. [...] Этот, описанный им опыт выглядел так: Эриксон вел семинар с группой студентов и организовал ситуацию таким образом, что молодой мужчина, заядлый курильщик, сидел справа от него без сигарет. Во время дискуссии, на важную академическую тему, Эриксон обратился к этому человеку, предлагая ему сигарету. Когда мужчина протянул руку, некто слева задал вопрос Эриксону, отворачиваясь чтобы дать ответ, Эриксон как бы случайно убрал сигарету, прежде чем молодой человек смог ее взять. Группа продолжала дискуссию, и вскоре, казалось, Эриксон вспомнил о сигарете, он повернулся и второй раз предложил ее курильщику. Тогда опять слева прозвучал вопрос, так что Эриксон, отвечая на него, опять забрал сигарету. Конечно такая ситуация была подготовлена заранее. Все студенты, за исключением курильщика, знали, в чем дело. После многократного повторения всей процедуры, молодой человек перестал интересоваться сигаретами, и не реагировал, когда ему их предлагали. В конце семинара студенты спросили его, получил ли он сигарету. Этот человек не мог даже вспомнить, предлагали ли ему её. Таким образом, он испытал амнезию. Эриксон объяснил, что здесь значение имели: предложение, кажущийся ненарочным ненамеренным отворот и раздражение. Молодой человек не мог обвинить Эриксона, что тот ему чего-то не дал, поскольку казалось, Эриксон не виноват. Несмотря на это, студент ощущал раздражение. Он прореагировал на эту классическую двойную связку, просто забывая обо все последовательности".[300]
Все черты личности Эриксона, наряду с применяемыми техниками, укрепили его славу наиболее успешного и новаторского терапевта двадцатого века. Вера в его работу была сильной, потому что он сам был живым примером того, как в тяжелейших условиях можно радоваться жизни и быть полным юмора человеком. Пациенты часто приходили к нему с огромными страданиями. Они чувствовали - он знает о чём говорит, придавая им отвагу, чтобы они могли взять жизнь в свои руки. Роберт Дилтс в книге Changing Belief Systems with NLP (Изменение систем веры с НЛП) так пишет о Эриксоне:
"Я побывал у него, когда мне было двадцать лет. Кроме меня там был только один молодой человек - его звали Джеффри Зейг. В определённый момент, во время визита, Эриксон показал нам почтовую открытку, полученную им от дочери. На карточке был изображён персонаж комикса на маленькой планете в огромном космосе, под картинкой было написано: «Если представишь, как огромен сложен и неизмерим мир, разве не почувствуешь себя маленьким и неважным?». А когда карточку открывали, внутри было написано: «Я точно нет!».
Именно это и характерно для Эриксона. Не верю, что его исцеляющая сила основана на умении давать наводящие рекомендации или погружении людей в состояние гипноза. Моя жена, посетив его, сказала: «Я прочитала всю литературу про Эриксона и провела множество времени с людьми, применяющими его техники. Я распознала пресуппозиции в языковых паттернах - их все я слышала в том, что он говорил, в том что он делал. Я даже думаю, что он применял их чётче нежели люди типа Ричарда Бэндлера или Стива Гиллигена. Но у него был такой сильный контакт с клиентами, на таком глубоком уровне, что мне не пришло бы в голову не послушаться его рекомендаций, из-за боязни, что я могу прервать наш контакт».
Харизматическая сила Эриксона и была качеством его отношений. Когда мы вступаем с кем-то в контакт на уровне идентичности, нам нет необходимости хитрить, скрывать или обманывать. Сила, которую получаешь, когда веришь в кого-то, возможно так как Эриксон, потому что испытал моменты истины и глубоко познал собственную личность или даже вышел за её рамки, огромна. То, во что вы верите по отношению к данному предмету, человеку или явлению, также ведёт к успеху"[301].
Взгляды Милтона Эриксона на психотерапию
Атеоретический прагматизм Эриксона
Как доказывает Джеффри Зейг в своей книге Experiencing Ericrson (Встречи с Эриксоном), сфера клинической психологии, до новейших времен, была в Соединенных Штатах производной европейской мыслительной традиции. В отличии от американского прагматизма, ориентированного на поиск решений и имеющего свои корни в опыте первых поколений переселенцев, в европейском мышлении на первом плане, почти всегда стоял вопрос "почему?". Эта традиция привела в области психотерапии к тому, что выше ценился и до сегодняшнего дня ценится выше, интерес к теориям личности и моделям мышления, цель которых объяснить переживание и поведение отступающее от норм, нежели развитие терапевтических моделей, которые прежде всего должны привести к эффективным изменениям проблемных паттернов поведения и переживаний[302].
Все эти теории (и выходящие из них научные модели мышления) имеют однако один явный недостаток. Они предполагают существование универсального человека, типа стандартной личности, которого поэтому можно лечить, согласно универсальным стратегиям. Такие, типичные для культуры Запада поиски общих универсальных правил и базирующихся на этом технологий, могут быть приняты в области природоведческих наук и технике. Сомнительно однако их применение по отношению к конкретным людям с различными чертами.
Эриксон, намного раньше своих коллег, занял противоположную позицию. Он был последовательным прагматиком и в вопросе изменения проблемного поведения, придавал большую ценность вопросу "как?", нежели вопросу "почему?". Он ясно предостерегал перед обтёсыванием личности и индивидуальности клиента, чтобы приготовить его под прокрустово ложе гипотетических теорий о человеческом поведении[303]. Согласно ему, достоинство человека берётся из его неповторимости, поэтому психотерапия должна быть разработана так, чтобы всякий раз соответствовать новой личности. Джей Хейли в связи с этим так высказался о Эриксоне:
"Эриксон представлял иную традицию, нежели та, корни которой идут из Европы и которая концентрировалась на классификации и диагностике психических заболеваний. Несмотря на интерес к диагностике, Эриксона главным образом интересовало инициирование изменений в человеке. Его внимание фокусировалось на терапии, как на автономной форме искусства. Эриксон развил практические навыки, чтобы превратить её в жизнь. Он был прагматиком и если, что-то не выходило, сейчас же изменял это. Он скорее бы применил новую технику, чем оставил неработающую. Он не пользовался методами лишь потому, что они были повсеместно приняты. Он не занимался философским школами, интересуясь прежде всего реальным миром и реальными проблемами. Он рекомендовал терапевтам применять методы, дающие результаты, а те, что подводят рекомендовал отбрасывать, независимо от традиционных взглядов. Он не советовал найти известную личность, чтобы вести свою практику, согласно её указаниям, а рекомендовал подкреплять свою работу собственными результатами. Такие идеи также характерны для американского прагматизма, как совет высказанный Эриксоном: «Лучше самому действовать, чем наблюдать и ждать изменений»"[304].
302
Особенно показательным примером этого является факт, что обучение клинических психологов в европейских университетах основано в основном на теории - ситуация, которая, согласно Зейгу, привела к тому, что тренеры из США ставят под сомнение практическое обучение в Европе (Дж. К. Зейг "Встречи с Эриксоном. Необыкновенный человек, необыкновенная терапия" стр. 39 и далее).
303
Прокруст это разбойник из греческого мифа. Прибывающим к нему путникам он готовил постель. Разрезал их тела или отрезал им стопы, так чтобы они соответствовали длине постели.