— Герр Штейгер. Что это было? — лицо рядового было перекошено от ужаса. — Вы видели? Что это было?
— Без паники, солдат.
Штейгер окинул взглядом не на шутку испуганного парня: учащённое дыхание, глаза, выкатившиеся из орбит, бегающий луч фонаря в дрожащих руках.
— Мартин… Я не знаю, что это было, — командиру стало жаль съёжившегося юношу, — но это точно не земное и… Оно ушло. Ты же сам видел. Пошли в палатку. Холодно здесь. Завтра доложим в Центр. — Офицер взял «трясущийся фонарь» и зашагал к ложбине, укрывающей палатку от ветра и снега.
Доложим в Центр? Доложим о чём? Как описать командованию Базы «Новый Берлин» увиденную картину? Вспышка демонического света и огни в небе?..
Ворох беспорядочных мыслей, как встревоженная стая птиц, разлетевшихся в разные стороны, мешал адекватно воспринимать сложившуюся ситуацию и трезво оценивать последствия завтрашнего раппорта, которые неминуемо последуют. Запечатлевшаяся в памяти, как на фотоплёнке, фантасмагорическая картина обескураживала и одновременно распахивала двери для вырвавшегося из глубин подсознания суеверного страха. Действительность, за которую судорожно цеплялся офицер, начинала таять и неумолимо растворяться в воскресших в памяти языческих мифах и преданиях, так любимых высшим руководством Третьего Рейха.
Лихорадочный поток мыслей нарушил чертыхающийся Мартин, наступивший в темноте на собак (Штейгер уже и забыл о парне).
— Ты как? Мартин? Ты в порядке? — оберштурмфюрер направил луч фонаря на подошедшего эсесмана — юноша смотрел невидящим взглядом в сторону. — Эй, парень! Я тебя спрашиваю!
— Да, герр оберштурмфюрер. Кажется, да. Но…
— Что но? — Штейгер почувствовал слабые нотки раздражения. — Солдат, возьми себя в руки! Связь с базой получилось установить?
— Нет, герр оберштурмфюрер. Связи нет… Мы довольно далеко отошли от базы. И эти тучи…
— Привяжи собак подальше от палатки. Там, в глубине, среди камней, и дуй в свой спальный мешок. Приказ понял?
— Jawohl![4]
Штейгер проводил засуетившегося эсесмана лучом фонаря, пока тот не привязал собак в указанном месте. Втащив оба спальных мешка в палатку, ещё раз окинул взором посвистывавшую ветром бездну равнины. Взгляд утонул в кромешной тьме. Никаких огней. Никаких вспышек. Забравшись в палатку, офицер подсел к радиостанции. Ожидаемый хриплый кашель и треск немного раздосадовал, но, с другой стороны, Штейгеру не хотелось сейчас ничего объяснять командованию, подыскивая нужные слова, которых у него не было, хотя служебный долг требовал оперативно сообщать обо всех подозрительных явлениях. Сейчас ему хотелось просто забыться в объятиях Морфея,[5] что ему очень быстро удалось. Усталость, эмоциональная возбужденность, потеря контроля над реальностью навалились всей своей тяжестью, и заставили оберштурмфюрера провалиться в небытие.
Гусеницы среднего танка Panzer III увязли в снегу, который был почему-то скорее похожим на измятую бумагу, чем на недавно выпавший снег. Да и на ощупь он был, как только что выпавшие и разлетевшиеся в разные стороны листы рапорта из его полевой папки. Но Штейгер не придал этому никакого значения, так как все его мысли были заняты этим самым рапортом начальству. Кстати, а о чём собственно он рапортовал? Штейгер никак не мог вспомнить. Подняв голову и взглянув в ультрамариновую необъятную высь, он удивился потрясающей глубине летнего неба. Так глубоко. И тепло. Почему он раньше никогда не обращал внимания на изумительную красоту небосвода над головой? А вон, где-то в синеве, парит крупная белая чайка… С какими-то странными мерцающими треугольниками на груди…
— Франц. Для чего ты здесь? — вдруг спросил детский девичий голос.
Штейгер опустил и голову и…
Никого не увидел перед собой, кому бы мог принадлежать вопрос и этот детский голос. Обернувшись, он увидел маленькую девочку с букетиком полевых цветов — девочка увлечённо перебирала цветы в своих беленьких ручках, склонившись над букетом.
— Для чего ты здесь? Франц? — Её взгляд оказался не по её возрасту тяжёлым и серьёзным. — Франц? — голос вдруг преобразился и затрещал, как радиоприёмник, который настраивают на искомую волну.