Он почувствовал резь в глазах и вытер рукавом вырвавшуюся слезу. Но это были не эмоции, не тоска по прошлому.
Это горел лес.
Пожар будто поглощал его воспоминания — то, что составляло его личность. Огонь был уже повсюду, взяв его в плотное кольцо, отрезал все пути к отступлению. Жар стал обжигать кожу и легкие, было нечем дышать. Он слышал крик леса сквозь свой собственный, крик живого существа.
— Пульс? — голос шел из ниоткуда.
— Сто двадцать.
— А что с давлением?
— Сто сорок на сто.
— Хорошо. Приготовить стерильный инструмент, только сердце не остановите. И ктонибудь приведите его уже в сознание. И так слишком много материала запороли.
— Давление в норме.
Он не понимал, откуда идут голоса. Казалось, источник звука находится прямо за его спиной, но, оглянувшись, он увидел только горящий лес.
— Объект 84 пришел в себя.
«Объект?» — вопросы множились, ответов не было.
— Продолжаем, — сказал главный.
Он открыл глаза. Больничный кафель, несколько пар ног в бахилах в зоне видимости и полная неспособность двигаться.
И тут к нему вернулись чувства.
Боль. Он чувствовал ее каждой клеткой своего тела, каждым нервом. Боль сводила с ума, но все, что он мог, это двигать глазами. Даже моргнуть не получалось. Вот что было тем пожаром — боль.
«Пожалуйста, дайте мне умереть! Дайте умереть! Дайте умереть!» — только эта мысль сейчас билась в голове Объекта 84. «Умереть! Пожалуйста! Дайте умереть! Не надо, хватит!»
Нет боли сильнее душевной, говорили люди, но то, что сейчас испытывал он, было не просто болью. Это была ее высшая степень, ее квинтэссенция, ее абсолют. Боль стала им, а он стал ею — ничтожным куском мяса на столе, который молил о смерти. Но, судя разговорам, обрывки которых долетали до его агонизирующего сознания, убийство в планы его палачей не входило. Жаль.
Невероятным усилием воли он снова попытался ускользнуть в чащу, созданную его мозгом, в надежде сохранить остатки рассудка.
— Теряет сознание, — сказал еще ктото.
— Давление?
«А это опять главный», — подумал он и провалился в небытие.
Пытка на столе продолжалась целую вечность. Секунды растягивались в дни, и Объекту 84 казалось, что он вот-вот умрет. Еще четыре раза он был на грани, но раз за разом его возвращали назад, в объятия боли.
Боль стала его заклятым другом, спутником. И наказанием. Боль поглотила все прочие чувства, стала основой его существа. Спустя время он стал даже различать ее оттенки.
Почему его держат в сознании? Почему он не может двигаться, но все чувствует? Зачем?
— Подключайте последнюю контактную площадку и прозванивайте, — сказал голос главного палача.
Самих мучителей видно не было, только их ноги, снующие вокруг стола, на котором лежал Объект 84.
— Готово, — отчитался ктото.
— Начинайте прозвон, и выходим на финишную прямую, — голос главного казался довольным, насколько сейчас Объект 84 мог судить о чужих эмоциях.
— Запускаю проверку.
Щелчок.
От очередной вспышки боли он ослеп. Он видел только белый свет, иначе передать то, что происходило с телом, мозг был не в состоянии. Просто белый свет как олицетворение всех оттенков боли в одном.
— Пульс сто пятьдесят и давление повышается.
— Стабилизируйте!
Очередная вспышка — с ним чтото делали. А потом он погрузился во тьму, освещаемую редкими цветными пятнами. Мозг не мог справиться с нагрузкой и обработать хотя бы часть того, что сообщала ему нервная система организма.
— Синхронизация завершена с результатом девяносто семь целых и три десятых процента, — это был ктото новый.
— А вот и наш чемпион! Астрея будет удивлена своим новым статусом ведомой, — голос главного выражал просто безграничную радость.
— Подключайте модуль и зашивайте, мы закончили.
Объект 84 увидел, как одна из пар ног отошла от стола, на котором он лежал, и скрылась из поля зрения.
— Доброе утро, Объект 84, — голос звучал будто бы издалека, но был знаком. Главный. — Меня зовут доктор Ивор. Рад, что вы живы.
Он попытался чтонибудь сказать в ответ, чтонибудь колкое, едкое, но получились только хрипы.
— Спокойнее, — сказал Ивор. — Вы подключены к аппарату искусственной вентиляции легких. К сожалению, вы пока не можете даже дышать самостоятельно, о движении или разговоре тем более речи не идет. Давайте вы полежите спокойно, а я частично введу вас в курс дела.