— Все равно, по-моему, ты удивительный! — говорит Элла, заставляя Игги покраснеть до корней волос.
Смотрю через стол на Газзи и Ангела. Они сидят рядком, тихие, спокойные и такие довольные, что сердце у меня не нарадуется.
— Макс, кстати, — замечает мама между делом, — я там для вашей собачки все остатки сложила в миску. Она на полу, у задней двери.
Стая цепенеет. «Ох-о-хо, — думаю я. — Что-то сейчас будет!»
Тотал, сердито сверкая глазами, чешет ко мне через кухню:
— Значит, миска моя на полу! Почему бы уж сразу не посадить меня во дворе на цепь и не бросить мне кость на землю!
Мама ошеломленно уставилась на него, а глаза у Эллы вообще вот-вот выскочат из орбит.
— Ты прости… они не думали…
— Ничего, я стерплю. Разве я возражаю? Покормили, и на том спасибо. Поспать только бросьте теперь тряпку на пол. А я пока пойду потренируюсь гавкать. Как там, гав-гав или тяф-тяф? Что-то я не припомню.
Вопросительно смотрю на маму:
— Э-э-э, а можно мы Тоталу на стол тарелку поставим? — я чуть-чуть пододвигаюсь, освобождая рядом с собой немного места. — Он любит есть за столом.
— Потому что я не такой варвар, как некоторые обо мне думают.
— Конечно-конечно. Извини меня, Тотал, — говорит мама как ни в чем не бывало. — Присаживайся.
Мимоходом замечаю, что Клык, состроив рожу и закатив на Тотала глаза, тянется за добавкой. Разговор снова входит в нормальное русло. Мы все довольно лопаем, и наша кухня как с картинки Нормана Роквелла.[30] Он, конечно, не рисовал крылатых мутантов и говорящих собак. Но все равно, похоже.
133
— Вы же только что прилетели, — мама даже не пытается скрыть текущие по щекам слезы.
— Знаю… Но ты не расстраивайся. Мы еще вернемся. Обещаю.
— Зачем вам обязательно надо куда-то лететь? — горько рыдает Элла.
— Поймите, пожалуйста, поймите… У меня есть… обязательства. Ну… мир спасать и все такое…
Мы все обнимаем маму и Эллу уже, наверное, по сотому разу. Зато Тотал, мстительно зыркнув на Магнолию, пописал на их зеленую изгородь.
Наконец мы с Джебом остановились лицом к лицу. Я знаю, он хочет меня обнять. И еще я знаю, что мои объятия дорого стоят.
— Джеб, скажи мне, почему я? Скажи, почему это я должна мир спасать? Я ведь даже не самый продвинутый образец.
— Перестань, пожалуйста. Ты достаточно продвинутый, и не образец, а человек. — Он проглотил комок в горле. — Макс, ты последний гибрид, у которого есть… душа.
Вспоминаю, какие пустые и холодные были глаза у Омеги. Так-так.
— Ты что, какой у нее соул танец?[31] — фыркнул Газзи. — Ты вообще видел когда-нибудь, чтобы она танцевала?
— Газзи, не соул, а душа.
— Тогда понятно, — тянет вконец сбитый с толку Газ.
Снова прощаемся, в самый-самый последний раз. И вот мы с Клыком переглядываемся и, не сговариваясь, хором торопим отлет:
— Хватит. Долгие проводы — горькие слезы. Вверх и вперед!
И вот мы уже поднимаемся все выше и выше. Сумасшедшая, путаная и полная проблем земля все удаляется. А нас обнимает чистое, ясное, совершенное голубое небо, где все прекрасно и исполнено смысла.
— Знаете что, — замечает как бы между делом Тотал.
Игги несет его в заплечной шлейке, которую мама отыскала где-то на чердаке. Нести в ней Тотала много удобнее. И даже если ты, дорогой читатель, и сам догадался, что это шлейка для младенцев, умоляю тебя, не проговорись об этом Тоталу.
— Что? — спрашиваю я его.
— Если вдуматься, твоя мамаша — классная тетка!
— Ну спасибо, одобрил! — Я обиженно поджимаю губы, но вся моя стая весело смеется.
И последнее…
Мы летим на закат, и мне остается добавить только одно: надеюсь, мы еще вернемся.
30
Норман Роквелл (
31
Соул танец — современное направление в танце, появившееся в начале 60-х гг.: резкие, четкие движения чередуются с мягкими, пластическими.