- Бог не может так думать, - спокойно и тихо ответила ему Алисса. - Это существо совершенное. Злобы и зависти в нем нет, его основное желание - благо для всех...
- Да, да, да! - Виктор перебил ее, - благо для всех, пути господни неисповедимы и тому подобное. Вы все так думаете, но ведь глупо думаете! Ведь не так! Масштаб-то у Бога другой, масштаб его мыслительного горизонта гораздо больше, чем у твоей призрачной или воображаемой головы. Он управленец, он менеджер, он директор, он генерал, в конце концов! Он должен управлять всеми и управлять жестко, потому что по другому-то не понимают. Миллиарды галактик, миллиарды миллиардов солнечных систем, способных нести в себе жизнь. Ты думаешь мы одни? Одни?! Тут давеча Йорг приходил, - Виктор засмеялся, - говорит "жизнь чую вокруг", говорит "жизнь тут где-то рядом есть". Эй, Йорг! - крикнул вдруг Виктор громко, - иди сюда, разговор есть! - он оглянулся кругом, но Йорга не было, была лишь фигура Алиссы напротив. - Ну и хер с ним! Неважно, придет потом сам. Так вот, Йорг верит в то, что здесь инопланетяне везде. В Бога не верит! Технарь! Говорит "летал в космос, Бога не видел". Только вот ни инопланетян, ни Бога здесь я не вижу! Впрочем, первые-то хоть из темной материи могут быть созданы, которую мы не можем ни видеть, ни ощущать. Ну, чисто теоретически! Почему бы и нет? Ведь у нас две трети Вселенной из этой материи состоят, а организована эта материя, может быть, не хуже нашей! - Виктор вдруг замолчал, желваки заходили на его исхудавшем, заросшем лице, - впрочем... о чем я говорил? Ах да, о Боге, о нашем старом добром Боге! Так вот, допустим мы одни во Вселенной, ну допустим, хотя это, конечно, не так, наверное... Так вот, Бог, этот всемогущий управленец, президент Вселенной, который должен управлять всем этим космическим стадом баранов! Их миллиарды миллиардов в миллиардной степени! Их столько, что умом даже не помыслить. И если кто-то из них отклонился от обозначенного пути, если стал чем-то неугодным Богу, зачем ему с ними нянчиться, зачем тратить свое драгоценное время на какое-то мелкое дерьмо, которое во вселенском масштабе даже не заметно? Ведь он Бог! Ведь у него есть дела поважнее - создавать новые звезды, галактики, может даже вселенные новые. И вдруг где-то на какой-то планете Земля, находящейся на периферии галактики вместе со своим Солнцем, сидит какой-то чувак, бьется лбом о Землю и хочет, чтобы Бог его услышал и... и не знаю, геморрой его вылечил или от импотенции его избавил, или машину ему новую купил или... прислал с неба какой-то корабль, чтобы он его куда-то там увез. Так получается? Так? - Алисса молчала и Виктор продолжил через минуту. - Нет! Не так, мать! Ему насрать на меня, на тебя, на этого чувака с его импотенцией, ему насрать на всю нашу Землю, на всю нашу галактику. Если что-то загнило, то ему легче разгромить это все, засадить новыми растениями и создать новую цивилизацию, которая, уж наверное, будет лучше следовать его заповедям. Погибнут невинные? Были такие на Земле, интересно? Да если и были, не черт ли с ними?! Он как главнокомандующий, он думает о стратегии, а не о тактике! Он готов бросить роту на растерзание врага лишь для того, чтобы сохранить полк. Он думает другим масштабами, другими категориями. И учитывая наше все поведение и отношение, пусть даже друг к другу, к другим обитателям этой планеты, мы явно не те, кого следовало бы сохранить, чтобы Вселенной стало лучше. Наоборот, - Виктор помотал головой и привстал с кресла, - залить все это дело к чертям и поджечь!
Виктор вышел в кухонную зону и достал из покрытого ржавчиной и инеем ящика таблетку. Он жадно проглотил ее, стукнул себе в грудь, запил водой и снова повернулся к Алиссе. Но ее кресло уже было пустым. Он снова оставался один.
4.
Медленно тянулись дни. Температура продолжала опускаться. Находиться в корабле становилось с каждым днем все сложнее. Чтобы хоть как-то согреть воздух внутри, Виктор начал жечь костер перед входом. Но скоро он понял бессмысленность этой задумки. Температура в корабле не только не повышалась, но, наоборот, понижалась, поскольку дверь необходимо было постоянно держать открытой. Тогда он решил изменить внешнюю систему отопления на внутреннюю. Он затащил дрова в корабль и разжег костер посреди кабины, там, где, по его предположению, были дыры в обшивке и потолке. Ему казалось, что дым найдет выход наружу. Но он ошибся. Угарный газ, скопившийся первой же ночью в помещении пока он спал, чуть не убил его. Если бы не нужда, от которой он проснулся, наверняка он был бы уже где-то там, где давно уже ждали его остальные члены его команды.
После этого он решил поменять всю систему. Как сказал ему Кораблев (впрочем, он и до этого уже об этом думал), он открыл дверь, которая вела по коридору в соседний жилой отсек, и зажег костер там. Повреждения в этом отсеке были куда более существенными и дым действительно уходил быстрее. Но он все же оставался в помещении и от этого болела голова. Это можно было хоть как-то пережить, с этим можно было смириться и он уже даже обрадовался тому, что нашел хоть какой-то выход. Но первой же ночью, будто желая показать ему всю тщетность борьбы за свое существование, температура упала еще ниже. Было градусов десять мороза, а может и холоднее. С поврежденной термообшивкой, корабль буквально за несколько часов промерз настолько, что фляга с водой лопнула от распиравшего ее изнутри льда. Виктор опять открыл дверь в соседний отсек, опять разжег костер, но температура уже не повышалась, костра было явно недостаточно для того, чтобы прогреть огромное металлическое судно.
Вскоре ко всем его проблемам добавилась и еще одна. Сильный ветер, который бушевал как-то ночью, буквально вырвал сверху пласт обшивки, отбрасывая его на несколько десятков метров от корабля. На утро, когда ветер поутих, Виктор пытался поднять его, притащить и как-то закинуть обратно на крышу, чем-то закрепить его там, чтобы спасти себя от дождя, который пойдет лишь только потеплеет, но чертов кусок весил не одну сотню килограмм и его ослабленный организм не мог оторвать его от земли даже на сантиметр.
Перебрав в уме все возможности, взвесив все "за" и все "против" (последних, впрочем, оставалось уже не так много), он пришел к выводу о том, что выбора больше не оставалось. Корабль надо было покидать и чем раньше он сделает это, тем будет лучше. Но как это сделать? Как пройти одному, сквозь мороз, сквозь ураганный ветер с полсотни километров? Как пройти по этому чертову мосту?
Он начал обдумывать план перемещения. Прежде всего надо было разобраться со временем. Он принес из своей каюты механический будильник. Он по-прежнему работал. Несмотря на первые признаки ржавчины, появившиеся на его небольшом корпусе, он старательно отбивал секунды своим маленьким маятником; в такт ему, по светлому циферблату, еле заметно скакали стрелки.
С первыми признаками рассвета, появившимися на мрачном сером небе, он перевел стрелки на восемь часов. Восемь утра казалось правдоподобным для этого места и этого времени года. Темнеть начинало где-то ближе к пяти и это тоже походило на правду обычного октябрьского дня. В конце концов, времени могло быть сколько угодно, он не спешил на свидание, не спешил пропустить любимый фильм по телевизору, он просто хотел упорядочить время, отделить ночь ото дня.
Решив одну проблему, он принялся за другу. Что взять с собой туда и, главное, как. Однозначно энергетические таблетки и воду, это в первую очередь, медикаменты во вторую, потом фонарь и куртку, потом книгу Толстого (хоть Лев Николаевич и не был его любимым писателем, но окончательно терять связь с чьими-то другими мыслями, он не хотел), будильник, нож, фильтры для воды, зажигалку, куртку, кепку, брюки, батарейки для фонаря и еще много чего (он посмотрел на кучу вещей, которые лежали собранными на столе). Но вот проблема. Энергетические таблетки, которые он хотел забрать с собой все, занимали в два раза больше места, чем мог вместить в себя рюкзак, естественно, при учете того, что кроме них в рюкзаке больше не будет ничего. Конечно, их всех можно было освободить от упаковки, тогда их влезло бы больше, но весил бы он килограммов пятнадцать, не меньше! Этих таблеток было много, их могло бы хватить ему одному на пятьдесят, а то и больше лет (ведь он не собирался ни с кем делиться) и поэтому можно было бы часть из них оставить здесь, в корабле, на случай чего. В конце концов, если путешествие туда будет успешным, если он сможет обжиться там, если сможет организовать свой быт, через год или через два, когда будет лето, когда снова будет светить солнце и пройдет сезон дождей, он сможет вернуться к кораблю или к тому, что от него к тому времени уже останется и забрать остатки. Но это были планы на далекое будущее, планы, которым, он где-то в глубине души своей чувствовал, не суждено будет сбыться.