Каменев совсем забыл про то, что в шлеме был нейроконнектор со встроенной нейросетью.
– Пожалуйста, придумайте мне имя и назовите себя.
– Значит так. Тебя зовут… – он вспомнил игру, из-за которой полюбил физику. – Аликс. Я тот, кто загрузил тебя в костюм, меня зовут Каменев. Точнее, это моя фамилия, а…
– Вы уже придумали имя для костюма, Каменев? Я предлагаю «Сирень». – перебила его Аликс. Нейросеть начала настраивать сама себя.
– А почему «Сирень»?
– Это кодовое имя моего процессора. Ветка сирени – это то, что я увидела при загрузке БИОСа.
Действительно. Полгода работы, а у прототипа нет даже кодового обозначения. Каменев был настолько поглощен разработкой, что не думал о таких мелочах. Да и не только о мелочах. Забыв про угрожавшую ему опасность, он перебирал в уме варианты: «Крот? Да нет, откуда кроты в канализации? Крыса? Крысы умные, но… нет, не то. Или черепаха? Как в Черепашках-ниндзя, точно! Но нужно что-то покороче…»
Каменев вышел из ступора.
– Рафаэль. Нет, просто «Раф».
Но Аликс не унималась.
– И как это расшифровывается?
– Да какая… Ты помощник, вот ты и расшифруй.
– Ремонтная автоматизированная фуфайка. – без запинки ответила она.
– Чего? – возмутился он. – Какая фуфайка?
– Я не нашла другого подходящего обозначения одежды на букву Ф.
А Каменев до сих пор не решался сделать ни шагу.
– Ладно, Аликс, покажи карту аварийных выходов.
– Не могу. Вы ни разу не подключали меня к сети НИИ «ГРОТ».
– Моя вина, – он вздохнул. – Так, задача у нас одна: выбраться отсюда к чертовой матери. В остальном разберемся по дороге,
– Хорошо, – ответила Аликс, – я отметила ее в списке задач.
– Не слушай, это я для себя говорю. Оттягиваю неизбежное.
Наконец, он поднял левую ногу и сделал первый шаг.
Сервоприводы отозвались мгновенно. Нога поднялась и опустилась. Он повторил движение правой ногой – неуклюже переставил и ее. Дело привычки. Каменев медленно прошагал по кабинету, легонько подпрыгнул. Ощущение было непривычное, как в игре, будто двигался он, но перемещался другой персонаж.
– Работает, мать его! – сказал он.
– Фактически, единственным родителем «Рафа» являетесь вы, – беспристрастно заметила Аликс.
Каменев усмехнулся и вышел в темный коридор
2
Веселье вскоре улетучилось. Пробираться по инженерно-техническому отделу приходилось в темноте. В левой руке он держал телефон с включенным экраном, а в правой – тяжеленный газовый ключ. Благодаря усиленным плечевым шарнирам «Рафа», руки у него не уставали. И хотя в коридоре было пусто, фонарь на шлеме он не включал, чтобы случайно не привлечь внимания. Он осторожно выглядывал за угол, оглядывался и шел дальше. Каменев привыкал к «Рафу», двигался все увереннее, но, поднимаясь по ступенькам, все-таки споткнулся: «живые» ноги двигались чуть быстрее, чем их механические двойники.
Монорельс оставался единственным способом быстро выбраться из института. Каменев надеялся, что те, кто побывал на станции, уже ушли. «Если это диверсия конкурентов или иностранных шпионов, то им не нужны обычные разработки. – уверял себя Каменев. – Их интересует «Паприка».
Но объяснения хватило ненадолго. На белой стене около лестницы, ведущей к станции, он заметил рисунок. Такому рисунку он не удивился бы в компьютерной игре, но не в научном институте. Все еще не решаясь включить фонарь, он посветил телефоном.
Ему не показалось.
Перевернутая пентаграмма в идеальном круге.
– Аликс, – тихо сказал он, – ты можешь определить, чем ее начертили?
– Судя по содержанию сернистого газа, ее не начертили, а выжгли несколько минут назад.
Камене покрепче ухватился за газовый ключ и огляделся по сторонам.
«Похоже на чью-то идиотскую шутку. Либо кто-то пытается выдать себя за фанатиков. Но даже если и так, к чему этот маскарад?»
Аликс прервала его размышления.
– Напоминаю, что ваша задача: «выбраться отсюда к чертовой матери». Я обнаружила связи между пятиконечной звездой и чертом.
– Да помню я, – ответил он. – И ухожу отсюда, чтобы эту связь не проверять.
Каменев уже почти повернул за угол, как вдруг увидел свою тень. Позади него включился свет. Он резко обернулся и, от инерционной силы костюма, чуть не свалился на пол.
На станции моргали и загорались лампы. «Если свет есть – монорельс должен работать». Шансы спастись перевешивали опасность быть замеченным. Решение задачи – подняться на станцию, вызвать монорельс и умчаться прочь – выглядело намного рациональнее. Узнать бы еще, есть там кто…
Он хлопнул себя по лбу, но попал по забралу. Специально для этого в «Змее» была камера.