— Красиво жить не запретишь, я смотрю — раздался веселый голос от двери. Наташа подкинулась — в комнату входила улыбающаяся Илта. Последующая реакция русской девушки удивила не только куноити, но и саму Наташу, с радостным криком повисшую на шее уфиннояпонки. Та аж пошатнулась — все же Наташа была заметно выше и крупнее изящной куноити.
— А говорила, скучать не будешь, — усмехнулась Илта, расцепляя руки девушки у себя на шее и усаживаясь с ней на кровать, — ну, рассказывай, что тут было без меня.
Наташа коротко рассказала все, что произошло в отсутствие Илты — собственно и рассказывать было особо нечего. Единственно, что серьезно тревожило Наташу — это возможные поползновения со стороны Сиро Исии.
— У него и так баб столько, что и десятерым хватит, — махнула рукой Илта, — не волнуйся, я тебя в обиду не дам. Уж как-нибудь перебьется, старая обезьяна, — она увидела, как округлились глаза Наташи, — так его за глаза подчиненные называют.
— А он похож, — хихикнула девушка.
— Есть такое, — усмехнулась Илта, — но вообще его так называют в знак уважения. Обезьяна же у японцев считается символом хитрости и ума, а уж и того и другого Сиро Исии не занимать. И именно поэтому он не тронет меня, а значит и тебя, — особенно если ты дашь ему то, что он хочет, — куноити посмотрела на побледневшее лицо Наташи и скупо усмехнулась, — нет, это не то, что ты подумала.
Наташа понимающе и грустно кивнула — умом она понимала, что рано или поздно этот разговор должен был состояться, хотя она и ужасно не хотела этого.
— Там куда ты ездила, — спросила она, — тебе что-то удалось выяснить?
— Да, — кивнула Илта, — удалось. Рассказывать долго, да и вряд ли ты сможешь во все это поверить. Одно могу сказать — все, что тебе рассказывали про ваш Центр ложь. То, что задумали большевики — много хуже того, что творится здесь. Императором клянусь, покровителем моим Эрлэн-ханом и памятью матери, что я не вру.
— Я верю тебя, — чуть слышно произнесла Наташа. Сама не зная почему, она и правда верила сейчас Илте, даже не из-за ее слов — из-за тона каким они были сказаны.
— Ты можешь остановить это, — глядя в упор в глаза девушки, произнесла Илта, — от твоих слов зависит, как скоро кончится эта чертова война. Поверь от этого будет лучше всем — даже тем, кто и сейчас воюет за «власть Советов». Не советов уже эта власть, а вот чья — тебе лучше и не знать. Расскажи где тот Центр, будь нашим проводником — ты поможешь и себе и всем, кого ты знаешь и любишь.
Наташа глянула на Илту, закусив губу, — куноити только что не слышала, как ее мысли несутся вскачь, словно табун монгольских лошадок.
— Я помогу тебе, — наконец сказала Наташа, — я долго думала, пока тебя не было. И решила, рассказать все, что знаю о Центре, если понадобится — и показать все что нужно. И сделаю это не только потому что я верю тебе — но еще и потому, что я знаю, что тем, кому я верила раньше, верить нельзя. Меня использовали, мне лгали, меня хотели убить. И они добились своего — теперь я тоже хочу, чтобы тот проклятый режим провалился в Ад.
Она подняла голову и взглянула в глаза Илте и теперь уже та поняла — Наташа не врет.
— Я тебе про отца тоже не все рассказала, — тихо добавила она, — его еще в тридцать восьмом расстреляли, как «троцкиста». Был грех, пересекались в Гражданскую с Львом Давидовичем — батя того не стыдился, но и не болтал особо. Говорили, что шпион, что «фашист», что на англичан работал — и я поверила. Поверила им, будь они прокляты!!!
Наташа уронила голову на руки и зарыдала. Илта успокаивающее погладила ее по голове.
— Послезавтра Сиро Исии выезжает в Хабаровск, — произнесла она, — он должен быть на празднике, рядом с Ямадой. Оттуда, наверное, и двинемся на ваш Центр. Я упросила Исии разрешить тебе выехать в Хабаровск. Хоть погуляем перед марш-броском по тайге.